Этот год, несмотря на крайнюю скудость поэтической продукции, в литературном отношении очень важен для Некрасова. Именно сейчас у него впервые появляется любовная лирика в точном значении этого слова — не изображение любви героев, но обращение к возлюбленной. Стихотворения, входящие в выявленный исследователями «панаевский цикл», трудно поддаются хронологическому упорядочиванию, Некрасов по большей части не датировал их, а публиковал — возможно, намеренно — спустя какое-то время после событий, которые в них отразились. Но, скорее всего, первым любовным стихотворением был именно этот «отрывок» — «Если, мучимый страстью мятежной…», опубликованный в седьмом номере «Современника» за 1847 год. Пожалуй, самое удивительное в том событии в жизни любовников, которое послужило основой стихотворения, — то, что к нему в полном смысле применимо слово «ссора». Толчком к созданию произведения стал не разрыв, не измена, но именно заурядный домашний конфликт, видимо, не приведший ни к каким серьезным последствиям и закончившийся примирением. Каким-то замечанием лирический герой вызвал приступ гнева у своей возлюбленной, обрушившей на него град упреков. Теперь, когда она успокоилась, он просит не длить ссору, не упрекать его, поверить, что он и так наказан своими подозрениями, чувством стыда и раскаяния. Ссора отчасти даже изображается как событие типичное, и даже ее ход (бурные упреки, затем успокоение и прощение, следом упреки уже спокойные) вполне привычен обоим участникам. Таким образом, это событие «бытовое» в том смысле, что не исключительное само по себе и не определяющее суть отношений, но дающее представление о их повседневном течении. Конечно, это уже кое-что говорит о самих отношениях.
Это не значит, что в стихотворении нет никакого обобщения. Оно есть, но выражено не прямо, а прежде всего через обилие эмоционально окрашенных эпитетов: «злое чувство», «гнев», «беспощадно», «негодующе», «осмеивать», «поражать», «жгучий укор», «досада», «ненавистное слово» (очевидно, имеются в виду «слова, полные ненависти»). Всё это обрушивается на героя, главная вина которого — ревность, который всего лишь «позабылся», а теперь «оправдывается» и льет слезы, героя мучающегося, больного «грустным недугом», тревожащегося, сожалеющего, «безумного, но любящего». Всё это представляет чувства и слова героини как неадекватную реакцию на то, что сказал ей возлюбленный, предстающий жертвой не только своих страстей и неразумия, но и ее гнева. Перенося в любовную лирику уже найденный прием, лирический герой признаёт свою вину, называет свой «порыв подозренья» «постыдным» и даже как будто поощряет гнев возлюбленной как не только заслуженный им, но и полезный для нее, приносящий облегчение.
Есть в стихотворении еще одно противопоставление — антитеза в облике самой героини, противоречие между ее сиюминутным «злым чувством» и «кроткой и нежной» душой. И прощение, которое возлюбленная дарует герою, обусловлено тем, что душа у нее, вопреки впечатлению, которое может сложиться из-за ее поведения, нежная и кроткая, а «злое чувство» возникает у нее, когда герой причиняет ей боль своими подозрениями. В некотором смысле сама ссора оказывается только парадоксальным способом проявить эту кротость, напомнить о ней. Даже то, что это не разрыв, а именно ссора, то есть мелочь жизни, говорит о нежности и доброте женщины. «Ненавистное слово» в ее устах не означает оскорбление, идет не из глубины души, а от взволнованного, злого, но сиюминутного и поверхностного чувства. Очевидно, что так и у самого героя: его ревность и упреки тоже вызваны «мятежной страстью», не отражающей его «любящей» натуры. Вспышки гнева, обидные слова, которые они периодически бросают друг другу, — только проявления подлинной любви и привязанности. (Придирчивый глаз в самом этом контрасте может увидеть некоторый оттенок внушения ей и самому себе, что, несмотря на ее вспышки гнева и его ревность, они друг друга любят.) Этот мотив ссоры, заканчивающейся примирением и только подтверждающей подлинность и глубину любви, станет одним из центральных в «панаевском цикле».