Николай Некрасов

Правила радикально менялись: правительство уже не только требовало не говорить запрещенного, но заставляло писать то, что оно считает нужным, не просто не противодействовать его интересам, а содействовать им. Перед оппозиционными изданиями встал трудный выбор. В случае Некрасова эта новая ситуация усугублялась смертельной болезнью Белинского, больше не способного ни писать в «Современник», ни помогать советами (к тому же Белинский с точки зрения правительства был намного подозрительнее, чем сам Некрасов; перед смертью критика пытались вызвать для «собеседования» и едва ли не намеревались арестовать). Финансовые дела журнала были не блестящи: после успеха первого года наступала предвиденная Белинским и самим Некрасовым пора спада; конкуренция со стороны Краевского, участие в его «Отечественных записках» тех же литераторов негативно сказались на числе подписчиков «Современника», хотя и не привели к крушению журнала. Вдобавок ко всему в апреле Никитенко, то ли поняв, что им только прикрываются, то ли подчиняясь негласной рекомендации цензорам не состоять в редакциях периодических изданий, отказался от поста ответственного редактора; на его место временно, «в виде опыта», был утвержден Панаев.

Видимо, на фоне всех этих проблем даже смерть Белинского отошла для Некрасова на второй план. Великий критик скончался 26 мая 1848 года в такой бедности, что деньги на похороны собирали его друзья (это еще раз заставило их вспомнить о «несправедливости» к нему Некрасова). Перед смертью Белинский, как вспоминала его свояченица, «необыкновенно громко, но отрывочно начал… произносить как будто речь к народу. Он говорил о гении, честности, спешил, задыхался». Некрасов простился с Белинским за неделю до его смерти. Впоследствии поэт говорил, что последнее свидание было грустным и теплым — бывший наставник просил его беречь себя, чтобы не кончить так же.

Некрасов был, безусловно, человек закаленный, однако обрушившаяся на него волна неприятностей и угроз привела его в замешательство. Самым тяжелым было правительственное требование подтверждения лояльности, фактически открытого ренегатства. Некрасов попытался занять выжидательную позицию: просил авторов «Современника» смягчать резкие высказывания, сам внимательнее следил за материалами, предлагаемыми журналу, от некоторых ярких статей отказывался, то есть вынужден был выполнять функции цензора еще до того, как очередная книжка поступала в настоящие цензурные органы (а ведь был еще бутурлинский комитет). Но, казалось, этого мало, и неясная угроза нависала, власть же требовала прямых подтверждений благонадежности. Некрасов чувствовал, что не в силах найти выход из создавшегося положения. В отсутствие какой-либо поддержки со стороны умиравшего Белинского (о том, чтобы положиться на интеллектуальные способности Ивана Ивановича Панаева, речи не было) он решил пригласить в ответственные редакторы «Современника» кого-то более пригодного.

Его выбор пал на одного из «москвичей», Евгения Федоровича Корша, который давно имел в кружке репутацию человека, наиболее способного к редакторской деятельности. Эта репутация была вполне заслуженной: с 1842 года Корш был издателем и редактором выходившей при Московском университете газеты «Московские ведомости», которую он серьезно преобразовал и улучшил. К этому времени он от редакторских обязанностей «освободился». Привела к этому скандальная история, разыгравшаяся в феврале — марте в Московском университете в связи с недостойным поведением профессора Н. И. Крылова: тот «в пьяном виде» избивал и «таскал по улице за косу» супругу (приходившуюся Коршу сестрой), а она уличила мужа-деспота в том, что он брал взятки со студентов. Несколько профессоров и сотрудников университета, принадлежавших к московской части либерально-западнического круга, в том числе Грановский, Кавелин, Редкин и Корш, потребовали увольнения Крылова из университета, в противном случае грозя уйти из университета. Министр народного просвещения Уваров принял сторону Крылова, и Корш вместе с другими подали в отставку (только Грановского не отпустили — он должен был отработать свою заграничную поездку). Так начальство предпочло подлеца и взяточника знаменитым ученым — очевидно, ради внешнего порядка; субординация, устав оказались важнее таланта, бескорыстия и подлинного патриотизма. Московский университет потерял лучших профессоров. Корш, как и остальные, был вынужден искать другого заработка, чтобы кормить свою большую семью.