Ничья его девочка

Шепотом, потому что голоса нет. Громко застонал и накрыл мои губы своими губами. Адская лихорадка накрыла с головой и еще сильнее чем раньше. Его язык у меня во рту, глубоко, толкается в мой язык и невыносимость становится похожа на агонию. Его стоны и рычание наполняют меня изнутри, и я льну сама к его бешеному и жадному рту. Ощутила, как мужская ладонь накрыла мою промежность, и я впервые закричала от нетерпения и какого-то истерического удовольствия. Впилась руками в его волосы и потянула к себе, но он увернулся от моего рта и опустился им к шее, впился в нее укусом. Ниже и ключицам. Пальцы еще не гладят лишь слегка давят на нижние губы, а меня пронизывает похлеще чем, когда мои собственные выплясывали там сумасшествие. Когда ощутила его рот на своем соске глаза закатились и меня выгнуло навстречу его рту, подставляясь языку который затрепетал на самом кончике соска и губы жадно втянули его в рот. Это было невозможно приятно, настолько остро, что меня начало трясти как в лихорадке. Я чувствую страх и в тоже время понимаю, что меня ничто не остановит. Я вся на грани… мне надо больше. Мне надо то нечто… оно у него есть, я точно знаю. И я физически страдаю от этой потребности, меня подбрасывает и хочется кричать, биться в истерике.

Первое скольжение уже его пальцев вверх и вниз, слезы выступают на глазах, и я тянусь за его рукой так бесстыже и нагло.

— Узнаешь, — шепчет, оторвавшись от моей груди и склоняясь к губам, — вот-вот узнаешь. Ты так близко к этому открытию, малышка. Оно у меня на кончике пальцев. Я дам это тебе… очень скоро.

Какой же он… взрослый, такой властный и опытный, и я слабая, глупая, рассыпавшаяся перед ним в кусочки сгоревшей в его руках бумаги. Невольно кусаю губы, подрагивая от изысканного удовольствия и сгорая в ничто под его взглядом.

Я знаю… это я там в его руках и на кончиках его пальцев. Там мои сердце и душа… и скоро он завладеет всем моим существом безраздельно.

— Близко… считай со мной, — растирает сильнее, требовательнее, — раз…, - палец скользит к самому входу дрожит там и возвращается обратно, размазывая влагу и натирая самый кончик узелка, который кажется взрывается от диких ощущений, — дваааа, — наклоняется к самому моему рту и второй рукой сжимает грудь поглаживая сосок, — триии… сейчас.

Сжимает меня двумя пальцами, усиливая ощущения, делая их невыносимыми настолько, что меня словно разрывает от них на куски, сбрасывая в точку невозврата, и я замираю от ужаса и паники, широко распахнув глаза, глядя ему в лицо и чувствуя, как покалывает все тело и захлестывает мощью, ослепительной похожей на боль, но настолько сладкой и чудовищно остро-прекрасной, что я слышу собственный вопль, ощущаю, как исказилось мое лицо и забилось в судорогах все тело, паутина электрических разрядов разошлась волнами под кожей и меня бьет самым ослепительным наслаждением в моей жизни.

Под адское ощущение проникновения его пальца внутрь и я сжимаю его плотью так сильно, так невыносимо туго, чувствуя раскаленными и чувствительными стенками как толкается не грубо и в тоже время очень ощутимо, продлевая волны удовольствия, все еще перекатывающиеся по моему телу.

Собирает мое дыхание, перехватывает губами губы и снова отпускает. Пока я не затихаю в его руках со слезами на щеках и почти не чувствуя своего тела. Слышу его шепот у самого уха.

— Теперь ты знаешь… Ты моя девочка, ты принадлежишь мне.

Да, теперь я знаю. Я его. Все он верно сказал…

Барский отнес меня на диван, а сам уселся у изголовья и гладил мои волосы, перебирал их, наматывая на пальцы, пока я смотрела в темноту и не понимала, что между нами происходит, и боялась спросить. Я знала, что это еще не секс. Да… он меня пометил своими руками и губами, но не взял и сам ничего не получил. Я боялась спросить почему и не смогла бы этого сделать. Я была слишком потрясена, и моя наивная душа рисовала розовые картинки того что будет завтра, перемен, рисовала любовь Барского ко мне … как в кино, как в книгах, которые я собиралась писать.

Надо было представлять себе кошмары… потому что любовь Барского не имеет ничего общего с девичьими грезами. Его нежность мимолетна, как и вспышка молнии. Он ушел в ванну, потом вышел оттуда уже с сотовым в руках. Пока говорил застегивал штаны, ремень, набросил пиджак и поправил у зеркала воротник рубашки. Когда вышел из номера я думала, что он вернется. Ждала… долго. Час. Два. Три. И под утро уже рыдала в ванной, понимая, что он уехал, не сказав мне ни слова и даже не попрощавшись. Я как была для него никем. Так никем и осталась. Он лишь показал мне какую власть имеет над моим телом и мое место в его жизни. Захочет приласкает, а захочет исполосует ремнем. Но ни на что больше я рассчитывать не могу.

Ненавижу его! Проклятый равнодушный монстр! Как же я его ненавижу!

Утром за мной пришли и отвезли обратно в школу. Барский даже не позвонил… но. Да, проклятый и ненавистный монстр был прав. Теперь я знаю, что он может мне дать… но еще совершенно не знаю, как много он может у меня отнять.

ГЛАВА 17