Кривая усмешка и в глазах исчезает холод теперь они стали обжигающе страшными как тогда… когда он ударил меня ремнём.
— Ты моя собственность, Есения. Жаль, что ты до сих пор этого не поняла. Ты — мое вложение довольно ценное если учесть сколько потрачено. И я не намерен терять ни копейки, вложенной в тебя.
— Собственность? Что вы вообразили о себе? Вы действительно считаете, что купили меня и будет играть мною? То в покровителя, то в палача?
— Совершенно верно. Именно так и есть, — и сдавил горло сильнее, уже не давая вздохнуть, — а ты научишься понимать грани дозволенного. Потому что у тебя просто нет выбора. Иначе тебя просто не станет. Паф и нет, как мыльного пузыря. Ты понимаешь насколько ты ничто?
От этих слов меня затрясло и захотелось закричать или ударить его по лицу. Потому что я ощутила всю тяжесть сказанных им слов… всю правдивость этих проклятых слов. И … и я ненавижу его за то, что какая-то часть меня зациклена на его пальцах на моем горле. То, как касается кожей и как она дымится под его ладонью. И сводит с ума понимание, что ему на это насрать! У него их сотни, тысячи всех этих шлюх, готовых на что угодно ради того, чтобы лечь в его постель. А я достойна лишь этого- лишь презрительного взгляда и уничижительных слов.
— А мне не страшно… лучше лопнуть как мыльный пузырь, сверкая какое-то время и взлетая ввысь, чем стать действительно никем выполняя ваши прихоти и позволяя лепить из себя фигурки как из теста. Вы распорядились мной! Отправили подальше, а игрушка посмела ожить и захотеть любить?
От этих слов что-то невидимое изменилось в его взгляде.
— Любить?
— Да! Любить! Вам знакомо это чувство? Я просто хотела испытать то что испытывают нормальные люди. Хотела, чтобы…
— Чтобы тебя трахнул этот молокосос! Вот что ты хотела. Ощутить в себе его член, да?
— Да! Именно! Этого я и хотела. Чтоб меня трахнул это молокосос. Он мне нравился. Он меня возбуждал, я познала с ним первые поцелуи и ласки!
Барский ударил меня сначала по одной щеке потом по другой. Сильно, звонко так что волосы отлетели сначала в одну сторону, потом в другую и упали мне на лицо.
Засаднило губы и я, тяжело дыша, и сдерживая слезы с ненавистью посмотрела ему в лицо.
— Бейте! Это не изменит правды! Не изменит ни одного моего слова!
И его жуткие глаза стали еще безумней. Я ощутила это сумасшествие всем телом… и оно на каком-то первобытном уровне уловило те самые искры дикости, которые затрещали в раскаленном воздухе. Ровно за секунду до того, как ладонь Барского сдавила мое лицо и губы жадно накрыли мой рот. Я ощутила свои волосы у нас во рту и его горячее дыхание у себя в горле. От неожиданности всхлипнула и застонала, чувствуя, как онемели ноги и начали подкашиваться. И мои ребра болят от бешеного сердцебиения и от того как разорвало грудную клетку самым невыносимым восторгом. Я… никогда не думала, что это будет так по-животному грязно и прекрасно его губы на моих губах. Они жесткие. Упругие и в то же время невероятно чувственные у них вкус моих слез, крови и волос. Но они не мешают впиваться в друг друга и я живу его ртом, его губами, неистово сминающими мои губы, до боли, до ударов о них и жестоких укусов. Нееет, до этого в моей жизни и не было никаких поцелуев я оказывается даже понятия не имела какими они бывают. Чувствую, как его дрожащие пальцы сжали мои волосы на затылке, и он удерживает меня, проталкивая язык глубже мне в рот, сплетая с моим языком, бьется зубами о мои зубы и меня трясет от этого сумасшествия и от бешеной страсти, охватившей все мое тело с ног до головы. Я отвечала ему… пыталась, но кажется Барскому это было не важно он пожирал меня. Я слышала, как шумно он дышит и как проходят волны дрожи по его телу и меня затрясло от невероятного и острого голода, пронизавшего все мое тело. Нечто страшное первобытное овладевало всем моим существом.
Обхватила его шею руками, впиваясь в воротник белоснежной рубашки чтобы не дать отстраниться, чтобы не ускользнул из моих рук, не исчез не стал проклятым сном с горькими слезами пробуждения.