Ничья его девочка

Когда передо мной положили фото девушек, с которыми подонок забавлялся в свободное от школы время у меня потемнело перед глазами от злости. Ублюдок трахал школьниц победнее с простых районов пачками, кидал, делился ими с друзьями, передавал из рук в руки. Последний скандал был замят его папашей он откупился от родителей беременной тринадцатилетней школьницы, которой по-тихому сделали аборт, а потом увезли в другой город.

Тогда директора вежливо попросили убрать его озабоченного отпрыска подальше от Есении. Но я так понимаю авторитета родитель там не имел совершенно, а великовозрастный мудак творил все что хотел за спиной своего отца. И мне было на это совершенно плевать, если бы он не крутился возле нее. Если бы не смотрел на нее так… и, если бы она на него не смотрела своими бирюзовыми глазами и не прижималась в этих проклятых долбаных танцах, которые какого-то черта стали ей нравиться. Я представал что этот урод будет трогать ее, похотливо сопеть в ее маленькие ушки, целовать ее губы… я был способен взять в руки тесак и рубить на части их обоих. Именно так и сходят с ума. И я сходил. Из-за восемнадцатилетней пигалицы с огненно-рыжей копной волос и порочными глазами. Выбирал ей подарок и представлял, как будут сверкать изумруды в ее ушах и на пальце. Ее первое кольцо и серьги. От меня.

А потом мне сообщили, что они сбежали в город. Сбежали из-под моего контроля. В школьном общежитии подонку бы не дали к ней приблизиться настолько, насколько он мог это сделать вне ее. И я поймал ту самую волну адской ярости как тогда… меня ослепило и вывернуло наизнанку от животной ревности, от черной и дикой злобы. Я приказал им сломать ему пару ребер при ней и отдать рыжей дряни мой подарок. Пусть запомнит этот день и знает, что я не дам ей стать шлюхой. Когда-то пообещал, что скорее убью.

Мои парни перестарались, и блондинистый подонок умер от травм. Но меня совершенно не волновала его жизнь. Сдох себе и сдох. Родители испорченных школьниц скажут мне спасибо. Меня волновала ОНА. Волновало, что теперь будет происходить с ней. До конца учебы оставалось всего ничего. Я набрал своего человека в Словакии.

— Убирай Томаша с должности. Обнародуй, как он покрывал грязные кобелиные выходки своего отпрыска и пусть в директорское кресло сядет твой человек. Она должна доучиться до конца. Позаботься о журналистах и том, чтобы все это дело замяли. Не сможешь — я постараюсь чтоб замяли тебя. И… я завтра приеду. Забронируй мне номер.

Пора напомнить маленькой дряни где ее место.

ГЛАВА 16

Меня привезли к гостинице… То, что я испытывала в этот момент походило на предболезненное состояние, когда трясет все тело и не хватает дыхания. Когда меня позвали из комнаты общежития и сообщили, что ко мне приехали стало страшно и в тот же момент сердце забилось тревожно и быстро. Все эти дни после смерти Барата прошли для меня как в посткошмарном синдроме. Первым что я узнала уже на следующее утро — это то, что нашего директора больше нет в школе и на его место пришел совсем другой человек — женщина. А потом я поняла, что всего за одну ночь превратилась из королевы в самого настоящего изгоя. Меня сторонились все те, кто раньше готов был на все ради общения со мной. Я чувствовала это осуждение кожей. Они все меня осуждали. Словно считали виноватой в смерти Барата… и в какой-то мере именно так и было. Я виновата.

Когда собиралась на похороны парня Агнешка зашла в комнату и прикрыла дверь.

— Тебе лучше не идти.

— Почему?

От бессонной ночи, проведенной в слезах я чувствовала, что в глаза и в горло мне словно насыпали песок.

— Потому что тебе там рады не будут….Они считают, что ты виновата в его смерти. Уволили директора… кто-то свыше позвонил и… Сенька, не иди. Зачем тебе скандал у могилы Барата? Он бы точно этого не хотел.

На глаза навернулись слезы.

— Но я не виновата! Я его не убивала! Я ничего не сделала!

Агнешка обняла меня и прижала к себе.

— Люди быстро выносят приговор. Они самые жестокие судьи. Останься здесь и попрощайся с ним мысленно. Я уверена его душа услышит тебя.

И я не пошла… Нет, не из трусости. Я никогда и никого не боялась, а если и боялась — это был для меня вызов, и я делала все наперекор своему страху. Я не пошла потому что я и правда считала, что Барат не заслужил скандала, а спорить и доказывать что-то… если я сама ощущала свою безмерную вину, я не могла.

Я запомню эту смерть очень хорошо… она была первая. Смерть из-за меня.

* * *