Ничья его девочка

Уже тогда она была красавицей. Совсем юная, неопытная, неискушенная, чертовая Лолита с глазами падшего ангела. Не было ни черта святого в ее ярко-бирюзовых обрывках океана. Настолько ярких, что мне иногда казалось, что у нее там линзы. Иногда они становились зелеными, а иногда были цвета морской пучины в самый знойный день. И я плавился как самая дешевая пластмасса под этим зноем.

Нет, все началось не в тот вечер, это ложь. Все началось с первого взгляда на девчонку, которая кидалась на меня шипящим котенком и забавно сжимала маленькие кулаки. Ведь цепануло уже тогда, словно коготками по самому сердцу. И передернуло всего потому что она возраста моей дочери… но, я клянусь самим дьяволом не было в ее внешнем виде ни капли от маленькой девочки, она изначально была женщиной. Не оформившейся, пока еще глупой, чуть угловатой, но женщиной. И то как смотрела на меня… я часто не верил своим глазам, когда ловил ее голодный блеск. Не может ребенок так смотреть на взрослого мужика.

И взрослый, мать его, мужик не может так смотреть на ребенка! Права не имеет. Никакого морального права уставиться на ее грудь, или на длинные ноги, тонкую талию. Я успешно держал себя в руках, мне даже казалось, что всего этого нет между нами, что я ошибся, да и она мне всего лишь благодарна. Но черта с два в ней была хоть капля благодарности. Нееет. Она меня ненавидела, презирала и… хотела заполучить себе. Я чувствовал эту по-детски жестокую алчность взять все, что она хочет от этой жизни и от меня.

У меня в жизни было много женщин, бессчётное количество. Я не помнил их лиц, тел, глаз и голосов. Были роковые красавицы и самые экзотические самки разных пород. Опытные, жадные сучки, умеющие выкрутить яйца мужикам и привязать к себе, накинуть аркан и таскать на коротком поводке. Но со мной такое не проходило. Женщины были для меня всего лишь блюдом я баловал себя самым разнообразным меню. Я пробовал, иногда смаковал иногда проглатывал и забывал в каком месте ел и какое оно было на вкус.

А с ней… я вдруг ощутил себя беспомощным и ведомым. Ведомым какой-то малолеткой, безграмотной, грязной оборванкой с улицы… Она словно накинула мне на горло поводок и дернула петлю да так туго, что как я не пытался ослабить узел, он только затягивался еще сильнее. Она будила во мне все самое мрачное до черноты и все самое светлое, какое можно вообразить. Я-то восхищался, то хотел оторвать ей голову. Нравилась она мне. Все в ней нравилось в сучке этой. И еще переворачивало, что она дочь этого ублюдка, переворачивало так, что хотелось всю свою ярость выместить на ней, причинить боль, содрать ошейник, накинуть на ее тонкую шейку и затягивать так сильно, чтоб она задохнулась.

А в тот вечер… я впервые ощутил, что значит ревность. Впервые за сорок лет. Я никогда и никого не ревновал. Я считал, что это чувство унижает прежде всего меня самого. Считал, что ревность от неуверенности в себе и от зависимости от кого-либо. Я не знал, что значит зависеть, не знал, что значит дуреть от бешенства понимая, что на НЕЕ смотрят молодые, зеленые ублюдки. Ее возраста, ее круга, с мускулатурой, жилистые молодые кобели с вечным стояком, прытью, тупыми шуточками и… я рядом с ними старый дед. Она мне как-то так и сказала, и я… кто бы поверил я тогда полночи смотрел в зеркало на свое отражение и называл себя старым тупым козлом с морщинами в уголках глаз, сединой в волосах и… списанным в утиль. Потом трахал остервенело Свету. Трахал так что она кусала локти, что ее стоны не разбудили детей, кончала подо мной, скулила, а я доказывал себе, что ни хрена я не старый. Потом появились другие. Их стало больше чем раньше. Они все помолодели на десяток. И я менял их как перчатки. И каждый раз вколачивая свой вечно каменный стояк в их тела я… я чтоб я был проклят, представлял нежные рыжие локоны, бирюзовую хитрость, коралловые губы, миллион дурацких веснушек и упругие груди с припухлыми сосками под белой майкой и рычал, кончая в своих мимолетных любовниц.

А тогда увидел ее в красном и… меня повело. Этот проклятый красный он замелькал у меня перед глазами как красная тряпка перед голодным и озлобленным быком. И я видел, как они на нее смотрят все эти самцы озаботы всех возрастов. Как оглядываются и роняют слюни на рыжую бестию, которая даже не подозревает насколько она красивая. Насколько ее вызывающая и дерзкая юность сводит с ума мужиков. Я злился на Свету за то, что вырядила ее так. Я бы не позволил если бы увидел, я бы заставил переодеться… не знаю во что, во что угодно, что не подчеркнуло бы ее изящество и идеальность хрупких еще не полностью развитых форм, но они обещали налиться сочностью и дойти до полного совершенства. Я все еще наивно считал, что девчонка далека от похоти, что она просто так выглядит… а на самом деле в душе ребенок. Ну мне хотелось в это верить, чтобы избежать диссонанса с самим собой.