Читаем Нич Ниднибай полностью

Причём так громко подумала, что даже я услышал, хотя был занят своими, по обыкновению великими, мыслями. Несмотря на мои по-дилетантски невыносимо глубокие и такие же широкие познания, всё же в вопросе определения пола у рептилий я был, к стыду своему, откровенно слаб. Поэтому я сделал вид, что великие мысли стали совершенно бездонными, и только пробурчал:

– Бог их знает, этих ящериц. Вполне вероятно.

На что Эльчунька только хмыкнула, удивляясь моей некомпетентности. И поделом мне. Не знать таких простых вещей!

9

– Как вы, наверное, знаете, после признания Римской империей верианства государственной религией, верианство распространилось по всему миру. Эта философия хорошо подходила классовому обществу, независимо от того было ли оно рабовладельческое, феодальное или капиталистическое. Однако принципы, заложенные святым hАшуа, наиболее полно могут реализоваться только в бесклассовом обществе. Вспомните: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя. Не думай о дне завтрашнем. Не пожелай жену и добра»… – раздался смешок, Леольh запнулся, но взял себя в руки. – Разве в классовом обществе такое может быть в действительности? В обществе, где всё делается в угоду эксплуататорскому классу? В том числе и мораль. Только в нашей стране, после победы Великой Апрельской Справедливой революции, был взят курс на построение бесклассового справедливого общества на основе принципов святого hАшуа…

После политпроповеди Леольh узнал, что у командира полка, полковника Дарусанова, неприятности изза письма, которое он написал в газету, и его переводят на службу в Сибирь. Вассеру же «посоветовали» уйти в отставку…

…Следующую свою политпроповедь Леольh читал уже при другом командире полка, однако, когда при его словах, что все граждане Справедливого Союза, независимо от национальности и вероисповедания, во время Первой мировой войны героически отстояли своё право на жизнь и равенство в ней, раздался смешок, – он уже не только не запнулся, но и сам скривился в иронической ухмылке…

…На попойке-проводах майора Вассера Леольh весьма основательно надрался водки, затащил Саруh в тёмную комнату и сделал то, что делал с ней почти весь полк. Когда он вышел из комнаты, друг Вассера, охмелевший вдрабадан капитан Нежидов, одобрительно пробормотал ему вослед:

– Наконец-то я вижу рожу не мальчика, но мужика, и уснул на полу коридора в лужицах от осыпавшегося с сапог и растаявшего снега.

10

– Спокойствие и порядок в стране возмущены. Многие ему верят. Его речи и дела умны, привлекательны и лишь продолжают нашу Тору. Мы не должны упускать эту возможность повлиять на судьбу удейства и вреев, – этими словами закончил Гидон свою речь.

Все семьдесят и один молчали. Они сидели полукругом в лишката-газит, базилике внутреннего двора Храма, в той её части, которая выступала за его пределы. Аддукеи, арисеи, книжники, старейшины – все молчали. Было около четырёх часов утра, почти целый часуже прошёл после утреннего жертвоприношения.

Вдруг первосвященник, зять Гидона, злобно сказал:

– Уж не стал ли ты сам его учеником, Гидон?

Вместо Гидона ему ответил знатный арисей Шимон:

– Мы не должны допускать раскол в народе. Его поддержал книжник Барух:

– И хуже того – мятежа. Римляне только этого и ждут.

И вдруг все вреи заговорили. Все один и семьдесят. По ушам Гидона ударил непереносимый рокот голосов. Он поднял руку. Вначале это не произвело никакого действия, но постепенно шум увял. Гидон, бывший первосвященник, поддерживавший хорошие отношения с римскими властями, пользовался большим влиянием среди вреев за умение находить решения в самых сложных моментах отношений вреев с римлянами.

– Необходимо отыскать верный ход. Или передо мной сидятне мудрецы Удеи?

И врейские головы начали опять говорить и думать, думать и говорить, не зная, что все эти судьбоносные разговоры членов Великого Инедриона слушало и мотало себе на ус знакомое нам тело, продрогшее от сырости и холода в одном из подземных ходов Храма, сделанных при его перестройке прежним властителем Удеи.

11

Я всегда испытываю благоговение перед деревьямигигантами. Соснами, эвкалиптами, дубами… Но такого эвкалипта, подсвеченного снизу заходящим солнцем, отчего его листья приняли изумрудно-багровую окраску, не видел ещё никогда. Но самое поразительное было то, что венчала это зрелище вдохновенная песенка какой-то птички. Она издавала протяжную волнисто-высокую трельку: «Тррррррр…» – и… замолкала. Потом опять трелька и… пауза. Снова трелька… Пауза… Ещё трелька… Малыши посмотрели на меня, ия понял, что они ждут ответа. Но какой я мог дать ответ, если, во-первых, сам остекленел от наслаждения, а вовторых, никогда раньше такого чуда слыхом не слыхивал, видом не видывал. А птичка всё журчала и переливалась, как волшебная свистулька. Мы попытались увидеть, её, эту трельчунью. Эльчуня даже предложила залезть на эвкалипт. Предложила она мне. Я смутился и сказал, лишь для того чтобы оттянуть время, первое, что пришло на мне ум:

– Может быть, лучшеты попробуешь?

Перейти на страницу:

Похожие книги