Нич Ниднибай

Но вы же знаете, как бывает, когда очень торопишься?.. Что-нибудь обязательно помешает… Вот и тогда… Эта огромная коричнево-бежевая угрожающе-симпатичная овчарка разлеглась у выходных ворот цветника дома, где жил-поживал себе небезызвестный вам триумвират ЭТИ, и выйти можно было только через её тело…

Я вообще, честно говоря, имею печальный опыт даже с маленькими собачьими объектами, а вышеобрисованная овчарка была, извините, с меня ростом, если не хуже. Поэтому-то я и остановился, горестно раздумывая, чем всё это обернётся.

И вот здесь… Нет, я просто обязан поведать миру о совершенно космически-героическом поступке Тальчуни… Она, эта титанически-спокойная кроха, подошла к чудовищной собаке, погладила её бежевую спину и, высунув язык, рокочуще-щёлкающе произнесла нечто загадочное:

– Быра-быра-быра.

И немного помолчав, – ещё более таинственное:

– Дыга-дыга-дыга.

Я, видите ли, собачью словесность (тем более овчарочий диалект) знаю слабо, вплоть до того, что совсем не знаю, однако тем, что произошло дальше, был, вместе с Эльчушей и Итайкой, беспредельно восхищён: овчарка, понимающе подвигав ушами, встала и вежливо отошла в сторону.

В наших глазах Тальчушка выросла до такой степени, что целиком уместилась у меня на руках, и мы бегом отправились разгребать наш вулкан дел. Благодарение Господу, Талиньке, солнцу, овчарке и, конечно, Эльчуньке, Итайчонку и мне, нам удалось со всем благополучно справиться…

Кстати, апельсиновый сок был просто обворожителен!

14

– Почему не пришёл ко мне вчера, милый, я так желала тебя?

Агриппина сняла поддерживающий её пышную грудь кожаный пояс и, высоко подняв тунику, уселась на колени молодого легионера, широко раскинув свои длинные красивые ноги так, что часть тела легионера, буйно вздымавшаяся над его коленями, сразу вошла в неё. От удовольствия у неё закружилась голова, и она не расслышала, что ответил Секст, тем более что парень сам пребывал в таком состоянии, в котором было не до разговоров. Чем бы это всё закончилось, известно, но в это время в спальню ворвалось практически голое тело сестры Агриппины (лишь такой же кожаный пояс поднимал его и без того высоко вздымавшуюся грудь) и начало громко завывать:

– Ах ты старая волчица, мало тебе своих любовников и любовниц?! И моего соблазнила! Никак не насытишься?! Шла бы, развратница, в лупанарий! Уже весь Рим обесчестила! Ни одного мальчика не пропустила!.. Сколько мужей соблазнила!.. Сколько жён перепортила!.. Всёмало!..

При этом сестра попыталась стащить Агриппину с коленей Секста, что ей не удалось. Тогда, содрав с себя кожаный пояс, она начала хлестать им соперницу. От неожиданности момента, прикосновения рук голой сестры, ударов пояса (и, конечно же, наличия части мужчины внутри) с владеющим Агриппиной телом случился неповторимый, восхитительно-бурный оргазм. Кончилось же дело тем, чем обычно кончается у мужчин, и прекрасное возбуждённое женское тело, вместе с принадлежащей ему Агриппиной, соскользнуло с мокрых коленей легионера. Увидев то, что могло достаться ей, но не досталось, сестра совсем озверела и, схватив попавшуюся ей на глаза вазу из тёмносинего (с белым) стекла, швырнула её в Агриппину. Ваза, вращаясь, пролетела мимо цели, отскочила от пышного ложа хозяйки и застыла в положении неустойчивого равновесия на открытом окне спальни. Ничего не подозревавшая о сексуальном скандале, пролетавшая по своим делам, большая зелёная навозная муха уселась на край этой дорогой вазы… Просто так, передохнуть… Хрупкое равновесие нарушилось, и ваза вылетела в окно. Несмотря на то, что крики в спальне продолжались, ваза продолжала лететь, пока не попала в переносицу радостному Луцию, приближавшемуся к своему дому в предвкушении ласк жёнушки Агриппины и державшему в своих руках письмо начальника преторианской гвардии Рима к префекту Удеи, которое резво передал Луцию (не безвозмездно, конечно) ставший ещё более вонючим письмоносец-курьер Спурий.

Вам никогда не попадала ваза из тёмно-синего (с белым) стекла в переносицу?..

Ну и слава Богу!.. Мне пока тоже… Однако осмелюсь предположить, что сие есть архипренеприятная, знаете ли, штучка…

Дело в том, что, от удара вазы, носовая кость и хрящ пронзили мозг тела, которое владело Луцием, и оно отпустило душу его на свободу.

Но этим дело не кончилось, ибо агенты принцепса, весь день наблюдавшие за домом префекта преторианской гвардии, письмоносцем и, в конце концов, за Луцием, не обращая внимания, как и ваза, на сексуальные крики и другие предметы, всё ещё сочившиеся из окна дома Луция, вытащили из рук его тела письмо с печатью…

– Ты помнишь, как я тебя хлестала? – спрашивала, бывало, сестра Агриппину через много лет.

– О! Это незабываемо!

– А потом… когда увидела конец… запустила в тебя вазой?..

– Ещё бы!..

И разгорячённые тела сестёр начинали хохотать и возиться на ложе…

15

Итайка застыл. Он не мог оторвать восхищённого взгляда, его переполняло вдохновение… В чём же было дело? Поясняю подробнейшим образом.