Нич Ниднибай

На земле, пропитанной машинным маслом промышленной зоны, куда я с малышами по ошибке забрёл в поисках нового детского парка, валялись… прощу прощения, грациозно лежали следующие предметы: пластмассовая зажигалка с разбитым корпусом, отрезок железной трубы, куски зелёной пластмассы, новый блестящий болт с шайбой и гайкой, старый ржавый болт с шайбой, но без гайки, скомканное полотнище флага государства Израиль, камни различной окраски, куски штукатурки, металлическая пуговица, пустая банка из-под «колы» и пустая бутылка из-под пива, закрытая замечательно отражающей солнце золотистой крышечкой.

Вместе с Итайкой на все эти сокровища неотрывно смотрел рогаткообразный пожарный кран с выпученными по-лягушачьи отверстиями-глазами, отчего он казался выкрашенной в красный цвет огромной лягушкой, сидящей на жёлтой трубе.

Положение было критическим, ибо Итайка категорически планировал захватить с собой всё это, по необъяснимо счастливой случайности оказавшееся здесь, рядом с ним, богатство.

Я отозвал Эльчуху и Тальчуху для краткого оперативного совещания. Мы уселись на выступающий фундамент здания обувного заводика, рядом с которым разместились все эти драматические предметы и, немного помолчав, съели несколько пышек. Затем я осторожно подошёл к Итайчонку и корректно-тактично, чтобы он не ушибся, падая с высоты своего вдохновения, объяснил ему, что это имущество принадлежит заповеднику вышеуказанного заводика, охраняется государством, о чём свидетельствует лежащее на земле полотнище государственного флага, и совершенно неприемлемо поэтому (для всех посетителей этого заповедника, даже таких замечательных, как сам Итайка) что-либо братьотсюда.

Даже Юлий Цезарь был меньше разочарован в Бруте, чем Итайка в таких по-варварски жестоких законах данного заповедника. От неописуемого горя он разрыдался.

Утешая его, я думал:

– Боже, сделай так, чтобы это было самое большое Итайкино разочарование в жизни.

16

Ещё месяц, и закончится послеинститутское армейство. Сегодня, на последней политпроповеди, Леольh решил рискнуть-блеснуть.

– Возможно, вы читали о недавней находке наших археологов в Кермане?..

Капитан Нежидов утвердительно икнул.

– Там были найдены древние свитки первых эметистов, живших ещё при святом hАшуа. В них повествуется о множестве чудес, совершённых им. Этим чудесам, известным нам и из других источников, дали блестящее материалистическое толкование гениальные создатели научного эметизма Арксh и Еханов.

Тут-то и начинался риск-блеск Леольhя!

– Но в этих свитках рассказывается ещё об одном, доселе никому неизвестном, чуде, не находящем объяснения у наших учёных-философов: за два часа святой hАшуа с помощью какой-то огненной колесницы сумел перенести себя и своих соплеменников-учеников из Удеи (сейчас это Верисея) в окрестности современного Кермана, что на юге Краины, то есть преодолеть около двух тысяч километров. Это во времена-то Римской империи!..

Здесь, от волнения, Леольh сделал паузу.

Риск заключался в том, что власть даже сейчас, в бесклассовом обществе Справедливого Союза, так же как повелось испокон веков (начиная с царской, а затем при буржуазной власти), скрывает, что святой hАшуа был врей из Удеи. Блеском же, по понятиям Леольhя, было то, что он почти раскрыл эту тайну, сообщив практически никому не известные данные об открытии археологов.

Однако когда он оглядел класс, он узрел, что волновался, кроме него, лишь ещё один человек, ибо часть служивых дремала, часть игралась с мобильниками, Сараh по-прежнему бросала на мужчин жадно-блудливые взгляды, а остальные разговаривали между собой. Волновался же и смотрел на Леольhя неожиданно трезвым взглядом только капитан Нежидов.

Досадуя на такое равнодушие слушателей, Леольh значительно урезал оставшуюся часть своей последней политпроповеди, закончив её стандартными словами:

– Научный эметизм был блестяще реализован на практике нашим героическим вождём, братом Вовуськиным, во время Великой Апрельской Справедливой революции, и его развитие продолжается сейчас, благодаря мудрому руководству нашей партии во главе с её выдающимся лидером, братом Сатанилаевым.

Возвращаясь в свой корпус и глотая ледяной, пахнущий тундрой ветер, Леольh думал:

– Удивительно, как столь большой народ вян воспринял идеи именно небольшой общины вреев-эметистов (одним из потомков которых, как ни странно, являюсь, видимо, и я), а не окружавшего его огромного мира вериан.

17