Нич Ниднибай

– Почему ты не разрешил Рахельh прийти? Она лучшая моя подруга. Кроме того, её братец помог вам поймать этого hАшуа.

– Помог, помог, – Луций передразнил её гортанное «р» местного языка, – она из того же сброда, а её брат Удаh, презренный пёс-предатель, свои деньги получил. Кстати, почему они не ушли из города?

– Не такие уж они глупцы, чтобы бросить всё и уйти куда глаза глядят.

– То-то их папанька, старый врейский хитрец, шушукается с представителями Великого Инедриона.

– Рахельhка так хотела прийти на вашу оргию. Она ещё ни разу не спала с римским солдатиком.

В спальне был жуткий беспорядок. Рабыняслужанка, которая всегда убирала здесь, была отпущена Луцием на свободу, после того как его тело её обесчестило, и она забеременела. На полу валялись огрызки еды, губки, стояли терракотовые чаши и блюда, вокруг которых поблескивали от пламени фитиля их же осколки. Под медной жаровней валялось горлышко от бутылки.

Луций повалил Лею на кровать и начал от неё добиваться. Это оказалось не трудно, и последняя одежда Леи, сандалии Луция, упала с её ног.

6

Леольh Фраh шёл по направлению к клубу, где ему предстояло читать очередную политпроповедь, и белый снег искрился и хрустел под его сапогами. Было всего минус четыре, и даже здесь, за полярным кругом, чувствовалось приближение весны. Кругом, сколько видел глаз, властвовала белая тундра, и лишь на горизонте золотилась под солнцем верхушка горы Вендры.

– Лепота! – подумал Леольh. – Нет, всё-таки какая-то сказка во всём этом есть.

И словно в опровержение этой мысли, завыла полковая собака. Эйфорию сняло, как сапогом, и Леольh вспомнил, зачем он идёт в клуб.

Публичные выступления всегда были неприятны ему. А здесь тем более. Опять он будет вещать о построении научного эметизма в отдельно взятой стране, о необходимости соблюдать законы, установленные святым hАшуа, о Великой Апрельской Справедливой революции, а эта Сараh будет смотреть на него, как на самца, тратящего попусту свою энергию…

Леольh с детства не терпел медсестёр. Они иногда приходили в квартиру, где он болезненным, но счастливым ребёнком жил с родителями и сестрой, лживо-отимистически улыбались, банально шутили и, улучшив момент, втыкали в несчастную попу Леольhя иглу шприца…

А здесь эта Сараh… Толстая глазастая медсестра из медсанбата с большой щелью между верхними передними зубами, бросавшая на мужчин полка обещающе-блудливые взгляды. Даже верблюду без медицинского образования было понятно, что у неё какие-то проблемы… Однако Леольh, удивляясь сам себе, испытывал к ней, вне всякого сомнения, весьма странные чувства. Ему было брезгливо жалко её, но, одновременно, несмотря на это, она возбуждала его. К образовавшемуся салату чувств добавлялась ещё, в качестве приправы, детская боязнь-нетерпение медсестёр… Может быть, так происходило потому, что здесь, в тундре, почти не было женщин?.. Может быть… Очень может быть…

7

Река Дан была в этом месте не очень широкая, неглубокая и прозрачная. По берегам её курчавились ивы и краснели своими цветками олеандры. Коричневые коровы брели по колено в воде и пили воду. Утки были все чёрные и плыли, держась недалеко от коров, сторонясь людей, которые вместе с животными тоже брели вдоль реки со счастливыми лицами.

Счастливы же эти люди были потому, что их Учитель, hАшуа, совсем недавно совершил чудо. Самое настоящее…

Они ещё только подходили к Дану, когда неожиданно невесть откуда появилась многочисленная орда варваров. С диким улюлюканьем и криком они стремительно окружили hАшуа иего последователей…

И вдруг… Учитель запел. Да! Да! Запел! Голосом необыкновенной силы и красоты. Он пел о едином Боге, выведшим вреев из гипетского рабства, о рае, в котором человек человеку будет друг, товарищ и брат, соблюдая Божьи Заветы – Десятисловие. О бессмертии души, аде и смертных грехах, о мессии…

Варвары сначала остолбенели, а потом… Потом они уснули. Повалились на землю и уснули. Тогда hАшуа во весь голос сказал им:

– И подниметесь вы, и уйдёте в стан ваш.

И послушно встали с земли варвары, и ушли. Ушли безмолвно и больше не вернулись. Словно и не было их.

Потрясённые ученики попадали на колени перед hАшуа. Но он только произнёс:

– Встаньте с коленей и продолжайте путь ваш.

И теперь вот лучились счастливым светом их лица на фоне глупых коричневых коров и чёрных уток: ведь, в отличие от животных, они ещё твёрже уверовали, что идут верным путём в райское будущее…

8

Так вот… Что бы вы подумали, если бы увидели эту семейку, загорающую на солнце под огромной пышной сосной, огороженной великолепными большими белыми камнями? Загорающую без тени смущения именно на этих великолепных камнях… Да ещё и выгнув спины от удовольствия … То-то же… А Эльчуша знала, что подумать. И подумала она вот что:

– Это папа, мама и дочка.