Ни кола ни двора

— Толян! — сказал он и сам обнял Толика. По смазанности, неловкости его движений, по тому, что, навалившись на Толика, Вован чуть не раздавил меня, я поняла, что он ничего не видит.

— Здорова, братуха, — сказал Толик. — Я с гостями к тебе.

Вован на меня даже не посмотрел, зато протянул руку и аккуратно коснулся моего лба.

— Здравствуйте, — сказала я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал. — Я — Рита.

С голосом, вроде бы, получилось неплохо, но рот я скривила, взгляд старалась отвести.

Не знаю, каким был Вован до войны, но теперь лицо его все было в шрамах и складках кожи, которая так и не расправилась после огня. Красновато и плотски, даже спустя много лет, его ожоги поблескивали.

Вован сказал:

— Привет, Рита. Я — Владимир.

— Экак ты официально, — сказал Толик. — Это невеста моя.

Толик выдал нашу легенду слишком уж быстро, особенно учитывая, что Светку-то он посвятил в истинное положение дел.

Что ж, если я ревновала его к раковой больной, вдруг он ревновал меня к парню с обожженным лицом.

Один-один, в таком случае. Два кола нам обоим за самооценку.

— Такая молодая, — сказал Вован, присвистнув.

— Любви все возрасты, и все такое, и ваще она просто писклявая, — сказал Толик, в обход Вована затягивая меня в квартиру. Оказавшись в темноте, я вздохнула с облегчением. Я боялась, что, когда Вован включит свет, мне все равно придется рассмотреть его лицо.

Но Вован к выключателю не потянулся.

В его квартире вообще было темно, свет не горел ни в одной из трех пустых комнат.

Сначала я удивилась, а потом подумала: что может быть логичнее?

Приглядевшись, я увидела, что лампочки везде выкручены. И вправду, а зачем они?

Понятны мне были две вещи: насколько Вован одинок и насколько он не любит зря тратить электричество, даже саму эту возможность не любит.

— Проходите на кухню, я как раз ужинать собирался, — сказал Вован. — Сейчас что-нибудь приготовлю.

Он говорил очень спокойно, сумасшедшим и несчастным в темноте не выглядел. Силуэт его был вполне обычным, он держался просто. Нормальный парень из глубинки, добрый, немного наивный, гостеприимный, наверное, честный.

В нем правда не было никакой безуминки. Помню, я так этому удивилась.

Мы пошли на кухню, с непривычки, в чужом доме и в полной темноте, я не вписалась в дверь, Толик аккуратно взял меня за плечи и направил в нужную сторону.

Я удивилась тому, как мало вещей может быть у слепого человека, который не цепляется за зрение.

Сколько штук нужны только, когда на них смотрят.

Никаких цветов, вазочек, статуэток, магнитиков на холодильник. Не было даже сахарницы, только пакет с торчащей из него ложкой.

Занавесок не было тоже. Только через пустое окно проходил хоть какой-то свет, золотоватый отблеск фонаря.

Как тоскливо, думала я, сидеть вечером в такой темноте, как сразу грустно на душе.

Но, если ты слепой, может быть, на душе так всегда, и нет ничего страшного в черном вечере. Ничего страшнее обычного.

— Ну че там с работой? — спросил Толик. — Да че они телятся? С людьми по телефону разговаривать, хера сложность-то.

Вован сказал:

— Из дома работать — с этим какие-то сложности. Надо ездить туда.

— А перенаправлять тебе не могут?

— Я вроде как хочу бучу там поднять, так что, может, способы и найдутся.

Я заметила, что Вован не пожимал плечами и почти не использовал никаких жестов. Тело его было похоже на костюм на вешалке, жил только голос.

Я, наконец, набралась смелости спросить:

— А что у вас с работой?

Вован повернулся в мою сторону, как бы всем телом. Он был крепкий, даже чуть толстенький, приятной такой полнотцой, занимал в комнате ощутимое пространство.

— Хочу работать на телефоне доверия, — сказал он. — Ездил в Че, прослушал курс по кризисной психологии. Но там говорят работать от них, а здесь квартиру сдать некому, на что ж я ее в Че снимать буду. Представляешь, говнюки какие?

Он помедлил и добавил:

— Извини.

— Да ничего, Толик еще и не так выражается.

— Толик так не выражается, — сказал Толик, усевшись на стул. — Ну че, жрать-то будем? Есть хочу, не могу. И водочки достань.

Сказать, что я удивилась, значит — ничего не сказать. Сердобольный Толик развалился на стуле и вовсе не думал помогать слепому парню приготовить ужин. Не думал даже достать водку.

— Слушай, Вовчинский, а загони ты эту квартиру, езжай в Че?

— Да тут трешка, что я получу-то за нее, Толь?

Вован достал из холодильника водку, банку огурцов в мутном рассоле, достал кастрюлю, наполнил ее водой, поставил на плиту.

Все как у всех. И проблемы, как у всех: что с работой, что с квартирой. Все это так не вязалось с гротескной уродливостью его лица.

— Макароны пожарю с яйцом, — сказал он.

— Супер, — ответил Толик. — Ну че ты ломаешься, как целка? Во тебе трешка позарез нужна. В хоккей в ней зимой гонять будешь или как? Че ты тут маринуешься?

— Спасибо, — пискнула я. — За макароны.