Ни кола ни двора

Я подумала, что им предстоит какой-то серьезный разговор после этой странной и ужасной реплики о Принце, поэтому решила быстренько ретироваться.

Принц пошел за мной безропотно и нежно, как теленок на бойню. Вспомнилась строчка из любимой маминой песни — нечего теленком быть, или что-то вроде того.

Потом я нашла в интернете поэтический перевод.

"И зачем телят зарежут,

Им никто не объяснит.

А кому мила свобода,

Тот, как ласточка взлетит."

Принц лизал мои руки беззащитно и нежно, как улыбалась Светка. Это правда, что собаки похожи на людей. Мы вышли под дождь, и я расплакалась. Мне стало жалко Светку, и поджавшего хвост от силы дождя Принца.

Но, в то же время, кое-что мне нравилось. Прохожие думали, что Принц — моя собака. Что я здесь живу.

Вот такая вот я самозванка.

Где-то минуте на двадцатой (Принц все никак не хотел делать свои дела), я вдруг поняла, почему Толик так спешно меня выгнал.

Они со Светкой трахались.

Тогда я расплакалась снова, а Принц ходил вокруг меня, наматывая поводок мне на ноги.

Когда я вернулась, Толик был в душе. Светка сказала:

— Только не пускай его в комнату. Сначала надо помыть ему лапы.

И я стояла в коридоре, гладила Принца и старалась больше не плакать ни из-за чего.

Потом Толик помыл Принцу лапы, я взяла альбом Светки, аккуратно закутав его в несколько пакетов, и мы ушли.

Я злилась, и мне было больно, но даже тогда я не хотела намочить Светкину мозаику.

Это, может быть, ляжет в основу защитительной речи по делу Риты Марковой на Страшном Суде.

Когда мы вышли, я спросила Толика:

— Ты носишь ей обезболивающие?

— Не только, терапию всякую, — ответил он. — У Людки заказываю, у нее связи. Я не вдавался, что там. Она заказывает музыку, а с меня бабосы и контакты.

Откуда только у него уже завелись контакты? Я снова вспомнила о пузырьке в Толиковом кармане.

— Но если ей нужна терапия, если ей могут помочь, почему она не ляжет в больницу?

Толик посмотрел на меня, улыбнулся вдруг уголком губ, клычок блеснул и исчез.

— А ей не могут помочь, ты че. Умирает она, Светка-то.

— Но зачем тогда?

— Надежда, — сказал он. — Она хочет жить и верит, что будет жить. А что я ей помогаю лекарства доставать, это ей помогает по утрам просыпаться, помогает не терять чувства жизни.

Мне вспомнилась ее улыбка, когда Толик сказал, что Светке может случиться похоронить и десять Принцев.

Что там у классиков? Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!

— Значит, ты подсовываешь ей плацебо? — спросила я.

— Да ну не. Там ж пачки тогда вскрытые будут, в пи…пень такое надо. Просто ее типа лечить отказались уже, бесполезняк, только обезбол, а я сказал, что достану, во, достал.

И я подумала: эта способность угрохать кучу денег на человека, которого не спасти, единственно на его надежду, отдает какой-то почти небесной чистотой.

А потом я вспомнила, что Толик угрохал кучу денег моих родителей.

Один-один.

— Вы любите ее?

— Конечно.

— Вы спите с ней?

— Ну.

— Зачем?

Толик молчал, грыз очередную сигарету. Не выглядело так, словно ему неловко. О моем вопросе Толик, казалось, забыл, во всяком случае, пока огонек его сигареты не потушила очередная капля дождя.

— Забычковалась, мать ее.

— Толик, зачем?

— Да потому что ей это нужно. Кому за продуктами ходить, кому, не знаю, собаку выгулять, а кому хер. Ей надо, а я могу это дать.

Он еще помолчал и добавил:

— Ну, и изголодался я по этому делу страшно. Мне тоже надо.

Уж не знаю, кому из них больше было надо.

Вы думаете, это единственная пошлая история про раковую больную в моей жизни? А вот и нет.

Как-то мой дядя Женя рассказывал мне, будучи, естественно, очень пьяным про Сюзанну.

С Сюзанной они познакомились в клубе, провели вместе три дня, трахаясь и долбая кокаин, после этого решили поехать за город к каким-то дядиным друзьям, на полпути они остановились, и, далее обстоятельства становятся загадочными, дядя увидел кровь в моче Сюзанны.

Не знаю уж, почему он смотрел на столь интимные процессы и был ли вовлечен в них сексуально, но перепугался не на шутку.

Он пошутил про месячные, на что Сюзанна с улыбкой ответила, что у нее уже год нет месячных.

Дядя сказал:

— А.

А Сюзанна сказала:

— У меня третья стадия рака почек.

Дядя сказал:

— А.

Сюзанна сказала:

— Решила провести последнее время с пользой.

Она так сказала "последнее время", будто речь шла как минимум об апокалипсисе. Хотя именно об апокалипсисе она и шла — ее крошечном, личном апокалипсисе.

Сюзанна сказала:

— Не хочу, умирая, пожалеть, что не развлеклась как следует.

Как оказалось, отрывная Сюзанна, способная снюхать грамм кокса за ночь, прежде наркотики не пробовала. И вообще работала в библиотеке.

В машине у дяди Жени она начала терять сознание.

Когда они приехали в больницу, выяснилось, что Сюзанне необходима пересадка почки. Дядя Женя крикнул, что готов отдать свою почку, такой он был человек. В крови у него, правда, нашли много чего из того, чем они с Сюзанной закидывались эти три дня.

Пока дядя Женя убеждал врачей сделать ему плазмафарез, Сюзанна умерла.

Выяснилось, что ее звали Лиза Водолазкина.