Ни кола ни двора

— Толя, — сказала Светка, интонировала она слабо. Он подался к ней, заключил в объятия, так же мягко, как Фиму, так же просто и фамильярно, с нежностью, но не романтической. Но я все равно поняла, что они трахались. Не знаю уж, как. Что-то неуловимое было в нем и в ней, какая-то тайна.

И тогда я подумала, что мне придется ревновать сумасшедшего зэка к раковой больной. Такова моя доля в любви.

Интересно, конечно, откуда у нее брались силы на секс, но спрашивать о таком Толика мне было неловко.

Светка посмотрела на меня, улыбнулась уголком губ.

— Привет, — сказала она так же тихо. — Ты вся блестишь. Как тебя зовут?

Так музыка в мобильном становится тише, когда разряжается батарея. Прежде, чем совсем замолкнуть.

— Рита, — сказала я. Мне было так стыдно за свое здоровое тело, за то, что я буду жить, а она — нет. Мне захотелось порезать себя или ударить, захотелось, чтобы я тоже страдала.

— Дочура друга моего, у которого живу-то, ну, рассказывал, — сказал Толик. — Ты как седня?

— Хорошо, — сказала Светка и неожиданно улыбнулась. — Так хорошо сегодня.

Она впустила нас в квартиру. У Фимы было скорее душно, но здесь — свободно дышалось, сквозняк гулял по всей тесной однушке, делая ее просторнее во много раз. Маленькие окошки на кухне и в комнате были распахнуты настежь, не закрывалась ни одна дверь, везде воздух, воздух.

— Принц, — сказала Светка. — Пойдем-ка.

Собака, застывшая у двери и глядевшая в пустоту и зелень лестничной клетки, обернулась, легонько гавкнула, голос у нее был такой же тихий, как и у хозяйки. Толик закрыл за нами дверь.

Светка сказала:

— Приятно познакомиться с тобой, Рита.

Между нашим знакомством и этой фразой прошло, по моему ощущению, довольно много времени, так что я растерялась.

— Мне с вами тоже.

Это была не совсем уж правда, но мне хотелось, чтобы — правда.

Толик вручил Светке пакет.

— На, держи. Привезла все-таки, коза драная.

— Хорошо, Толик, — сказала Светка. И я подумала, что Светка называет его по имени так же часто, как я.

Светка заглянула в пакет и втянула носом воздух, будто пахло приятно, пирожными или, например, шашлыком. А пахло горькими лекарствами, да и то почти невесомо. Светка смотрела на пакет с нежностью, с которой смотрят на новогодние подарки, причем только в первую минуту, на рассвете, когда они еще лежат под елкой, нетронутые и, несмотря ни на что, все равно неожиданные.

— Толик, — сказала я. — У тебя еще в кармане пузырек.

Толик вскинул светлую бровь, протянул:

— Не-е-е-е.

Светка вдруг погладила меня по голове.

— Такие красивые волосы, — сказала она. Я вздрогнула. Мне стало даже страшно, вдруг, подумала я, Светка проклянет меня, и это проклятие умирающей падет на мою рыжую голову. Но Светка тихонько засмеялась.

— Я была блондинкой, — сказала она. — Натуральной.

Ну да. Как Толик. Я расстроилась еще больше.

Принц семенил за нами, виляя хвостом, он все время тыкался влажным носом в мои руки. Я была для него человеком новым и интересным.

В распахнутое окно задували ветер с дождем, подоконник весь был мокрый, белела незастеленная кровать, покачивалась съехавшая простынь, колыхались какие-то бумажки, рассыпанные на постели. На кровати валялись фломастеры, яркие и похожие на цветы. Инопланетные цветы белоснежной инопланетной поляны в этой марсианской комнате девушки, которой не хватало воздуха.

Не думаю, что ей не хватало его физически. Кажется мне, что так проявлялась ее жажда жизни, в том, что хотела она жить, продуваемой всеми ветрами, хотела больше воздуха, чтобы тонуть в нем, как в море.

Комната была светлая, с бедным, но основательным ремонтом, она выглядела современно со всеми этими икеевскими шкафчиками и столиками, с кроватью и ее длинным изголовьем с железными вензелями.

Тогда я поняла, что Светка, наверное, очень молода. Если и не очень, то все равно молода. Оказалось, она чуть младше Толика.

Я сказала:

— У вас здесь красиво.

На голубых обоях выступал чуть синеватый рисунок, сложный орнамент, что-то китайское, такое современное шинуазери.

Нет, подумала я, Светка не с Марса. Она все-таки обитательница холодного Нептуна.

— Спасибо, — сказала Светка. — Сама горжусь.

Потом я узнала, что, когда Светке поставили диагноз, она, от ужаса перед ним, потратила все деньги и силы на ремонт (под предлогом того, что дожить свои дни ей хотелось в приличной квартире). На самом деле Светка не хотела оставлять деньги на похороны. Как будто если она не оставит ни копейки, то никаких похорон и не будет.

Толик ушел на кухню, сказал, что сделает чай. Мы со Светкой остались одни.

Я все еще была пьяная, и в голове моей навязчиво крутилась одна и та же шутка: мне никогда не победить такую сильную соперницу, ведь я не могу вцепиться ей в волосы.

Я смотрела на Светку, она смотрела на меня.

— Страшно тебе? — вдруг спросила Светка. Спросила печально, без издевки и очень просто.

Я сказала:

— Очень страшно.

Я решила, что буду с ней честна.

— Хочешь покажу, чем я занимаюсь целыми днями?