Ни бог, ни царь и не герой

В это время во Львов приехал «Петрович». Он передал мне и «Медвежонку», что Уфимский комитет поручил нам перевезти по два пуда литературы из Львова на Урал: «Медвежонку» в Златоуст, а мне в Уфу.

Я отправился из Львова на день позже Петра. Прекрасный галицийский город Львов был уже совсем по-весеннему зеленым — начинался апрель. Прямо на вокзале от «Петровича» я получил литературу и выехал в Броды. Туда «Петрович» дал мне явку и пароль.

На явочную квартиру в Бродах за мною пришел не кто иной, как тот же Грицько, мой старый знакомый. На этот раз он перевел меня за границу «по всем правилам» и перенес на себе мой багаж, искусно заделанный в небольшую бельевую корзину.

— Одягу с закордона до дому тягаешь? — подмигнул мне Грицько и добавил: — Чи железна та одяга — маленькая корзина, а пуда два важить…

Опять я попал в аккуратный и чистенький домик Грицька.

В селе меня дожидался Петр-«Медвежонок», прибывший днем раньше. Вместе с ним мы двинулись в Кременец.

Я считал, что большей грязи, чем я видел в Кременце по дороге за границу, не бывает. Я ошибся — теперь вся округа превратилась в открытое грязевое море, и наша телега не ехала, а скорее плыла. Уже под самым городом, когда «Медвежонок», удобно пристроившись у меня на животе, в темноте задремал, в экипаже что-то разъехалось, и мы оказались чуть не по шею в жидкой и липкой грязи. Задняя ось прошла над нашими головами.

Никогда не думал, что умею так ругаться…

Долго мы мылись и чистились в гостинице на Чайной улице.

Из Кременца мы с Петром опять продолжали путь порознь. Как мне было сказано, я выехал на день раньше него, по маршруту Дубно — Киев — Москва — Уфа. Мое первое заграничное путешествие закончилось.

ДЕЛИКАТНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

На Урал я вернулся в начале мая 1907 года. Областной комитет партии поручил нескольким боевикам, в том числе и мне, развезти доставленную нами из-за границы литературу по заводским центрам Урала. Я побывал в нескольких городах.

Возвратившись из поездки, я рассчитывал хотя бы несколько дней отдохнуть перед новой работой, тем более, что помещение для лаборатории бомб, которой мне предстояло руководить, еще не было найдено… Но… меня срочно вызвали на совет и поручили «внеочередное» задание. Заключалось оно в следующем.

Уральские большевики делали все возможное, чтобы выполнить лозунг Ленина: «…готовить оружие, — и в прямом, и в переносном смысле слова». Наряду с широкой агитацией в массах принимались меры по приобретению стрелкового оружия. Как уже говорилось, средства, добытые экспроприациями, мы направляли в первую голову на закупку его за рубежом. Основной нашей «импортной» организацией было Южное военно-техническое бюро. В период моего ученья во Львове наша боевая организация закупила через него в Бельгии партию браунингов, Южное бюро должно было доставить пистолеты в Дубно и передать уральским представителям. Но прошло уже порядочное время, а ни из Киева, ни из Дубно никаких вестей не приходило. Руководители уральской боевой организации встревожились, не случился ли провал.

— С мастерской бомб придется немного повременить, — сказал мне Михаил Кадомцев. — Отправляйся снова в Киев, во что бы то ни стало разыщи кого-нибудь из работников Южного бюро, выясни, что произошло. Через бельгийские связи нам известно, что оружие было закуплено и отправлено. Требуй пистолеты или обратно деньги. Имей в виду, что по условию на каждый браунинг полагается четыре обоймы с патронами и еще по сто штук патронов отдельно. Понял?

— Понять-то я понял…

— Устал? — перебил меня Михаил. — Понимаю. Чувствую. Но, брат, кроме тебя посылать сейчас некого. К тому же, может, придется ехать за границу. А ты на кордоне связи уже имеешь, южнобюровцев лично знаешь, за границей, говорят, чувствуешь себя как рыба в воде.

— Какое там рыба в воде!.. — махнул я рукой.

— Ну, все-таки… В общем — собирайся, товарищ Петруська, сегодня же в путь.

…Путешествие началось без приключений. Несколько раз в дороге я менял билеты, чтобы не привлекать внимания: к пассажиру, ехавшему издалека, шпики всегда присматривались пристальнее.

Вот и Киев. Летний, июньский, он был пышен и праздничен в яркой зелени своих каштанов, в ослепительном блеске церковных куполов, в тяжелой серебристой ряби старика Днепра. Мать городов русских встретила меня многоязыким гомоном вокзала, звучала русская, украинская, польская, еврейская речь; потные греки таскали свои широченные плоские ящики со всякой церковной галантереей — крестиками, иконами, нарисованными на кипарисовых дощечках, тонкими свечками, — распространяя аромат ладана и кипариса. Сразу за вокзалом, на площади, раскинулся цыганский табор. Ржали кони, свистели бичи, звенели мониста цыганок, мельтешили, вызывая головокружение, их пестрые платья и шали. И отсюда же вливался в улицы бесконечный поток паломников-богомольцев, стремящихся со всех концов матушки России в Печерскую лавру.