Читаем Ни бог, ни царь и не герой полностью

И он растолковал мне, как в идеале полагается перебрасывать подпольщиков за кордон.

— Прежде всего на каждом этапе должен находиться специальный агент. Он обязан лично доставить вас до следующего этапа. Вы никого не знаете, кроме этого агента. Переговоры с контрабандистами, расчеты с ними — это его дело. А границу разве так переходят?! Проводник должен взять у постового в залог затвор от винтовки и отдать вам, а после благополучного перехода возвратить солдату только вместе с условленной мздой. Такая система дает полную гарантию безопасности. А как вы перебирались, это, знаете… Еще хорошо, что все обошлось.

Николай тут же, при мне, написал в Киев, и следующие курсанты ехали уже «по правилам».

Гостиница, куда Козлов устроил меня на житье, была небольшой и очень уютной. Меня проводили на второй этаж и показали номер. Он мне очень понравился. Никогда еще не доводилось мне жить в такой просторной, чистой и светлой комнате.

Хозяин, высокий, изысканно вежливый рыжеусый поляк с блестящим, словно только что отлакированным пробором, самолично познакомил меня с порядками, показал все места, которые могли мне понадобиться. Потом, вынув записную книжечку и тоненький карандашик, притороченный к ней золотою цепочкой, он справился:

— В котором часу пан изволит ложиться спать?

— Это зачем же вам? — несколько подозрительно спросил я. — А может, я всю ночь буду с девками гулять?

— Как пану угодно, — с готовностью согласился хозяин. — Но ведь не можно же, чтобы пану было холодно в постели…

Хозяин вовсе не намеревался вторгаться в мою личную жизнь. Мягкий львовский климат позволял не отапливать помещение и вместо этого в гостинице согревали постели специальным лотком с горячими угольями. Горничная засовывала лоток под одеяло перед тем как жилец ложился спать.

Я родился и рос в бедной семье. Спали мы с братишками вповалку прямо на полу. Не было даже никакого тюфяка, а о существовании простынь мы и не знали. Подстилкой нам служило тряпье из старой, изношенной одежды. Вместо подушки в головах лежал холщовый мешок, набитый не перьями или пухом, а охлопьем — негодными остатками льняной пряжи. Укрывались мы самотканой дерюгой, одной на всех. Работа и жизнь в подполье тоже не баловали меня комфортом. А тут вдруг чудесная комната, мягкая перина, белоснежные, хрустящие простыни, и, как венец всего, эта самая медная грелка!..

Это меня просто-таки огорошило.

Но привыкать к новому и незнакомому было мне не впервой. После того как я стал членом нелегальной партии и боевиком, старшим товарищам немало пришлось повозиться со мной, прежде чем пустить по свету как подпольщика-профессионала. Надо было меня, полудеревенского парня, никогда не надевавшего ничего, кроме картуза, косоворотки, портов и грубых сапог, приучить к воротничку, манишке, манжетам, запонкам, котелку, брюкам дудочкой, штиблетам, а главное — к галстуку. Ох, много мне пришлось попотеть — вся эта амуниция на мне не держалась, твердый крахмальный воротничок сидел, как на корове хомут, манишка сбивалась набок, узкие ботинки натирали мозоли, а уж галстук… Сколько раз старики трепали меня за галстук, как за удавку: «Ну, на что это, брат, похоже?!» И все-таки вышколили.

Самым трудным было для меня выучиться «цивилизованно» есть. Ведь дома у нас вся семья хлебала щи или ела кашу из общей деревянной чашки деревянными же ложками. Никаких иных столовых приборов и сервизов у нас не было. Теперь же я обязан был правильно держаться в любом обществе, куда бы меня не забросила судьба. Малейшая оплошность или неряшливость могли повести к провалу.

…Бездельничал я во Львове, совершая экскурсии по великолепному городу, примерно с неделю. К ее исходу съехалось до десятка курсантов. Один из них прибыл из Казани, двое из Одессы, трое из Латвии, трое из Финляндии, один с Урала. Некоторые поселились в той же гостинице, что и я. В соседнем номере обосновался мой земляк — златоустовец Петр Артамонов по кличке «Медвежонок».

Я оказался самым молодым и самым малограмотным из курсантов, и теоретическая часть давалась мне труднее всех.

Мастерская, в которой мы занимались, находилась в том же доме, где жил Николай. Это была большая комната с несколькими столами и полками, уставленными различными колбами, банками и другим лабораторным оборудованием.

Началось ученье с самых мирных вещей. Николай понемногу обучал нас черчению, измерению объема кубов и цилиндров, познакомил с необходимыми инструментами. От теории постепенно стали переходить к практике, пока что тоже школьной: решали задачи на объем и вес.

Однажды, придя на занятие, мы увидели на столе преподавателя небольшой цилиндр, сделанный из картона.

— Вот, товарищи, — сказал Николай, — так выглядит бризантная ручная бомба нашей конструкции. Картонный корпус наполняется взрывчатым веществом. Туда же вкладывается запальник.

Значит, мы подошли к сути дела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии