Ни бог, ни царь и не герой

— Разойдись!.. Отступи!.. — то и дело хрипло орали конвоиры.

Так нас доставили в штаб полковника Богатнау, коменданта Черемховского угольного бассейна. Поднялись на второй этаж. Коридор и большая приемная были заполнены шахтерами.

— Рабочие! — громко обратился я к ним.

— Будете говорить — всех перестреляем! — энергично предупредил начальник охраны.

— За что же?! — крикнул кто-то из горняков.

Двое конвоиров сразу бабахнули в потолок, только штукатурка посыпалась.

— В следующий раз стреляем в народ! Понятно?..

Стало тихо.

Нас провели в длинную комнату. В дальнем углу, за столом, покрытым зеленым сукном, сидел рыжеватый мужчина лет сорока в погонах полковника. Это и был палач шахтеров Черемхова Богатнау. Справа от него сидел уездный начальник Волохов и два офицера колчаковской милиции, по левую руку — чехи.

— Пригласите представителей копей, — негромко произнес Богатнау.

Когда комната наполнилась рабочими, он продолжал:

— Мы собрали сюда всех вас, представителей рабочих, чтобы показать вам подстрекателей этой позорной забастовки. Вместо того чтобы проявить свою благодарность нашим доблестным войскам и союзникам, освободившим вас от засилья большевиков, вы мешаете русской армии. Я и чешское командование в последний раз предлагаем, чтобы вы немедленно приступили к работе. Павел Герасимович, зачитайте приказ командующего.

Волохов вытащил из папки лист бумаги и встал:

— Коменданту Черемховского бассейна полковнику Богатнау. Истекло три дня после опубликования вашего приказа, но забастовка не ликвидирована. Приказываю всем забастовщикам немедленно встать на работу. Неповинующихся этому приказу арестовать и предать военно-полевому суду, каждого десятого расстрелять, остальных сослать на каторгу. Со своей стороны, обещаю пойти навстречу справедливым и возможным требованиям рабочих. Одновременно мною высылается комиссия для выяснения причин забастовки. Командующий округом генерал-лейтенант Артемьев.

— Слышали? — обратился к присутствующим Богатнау. — Понятно?

— Понятно, — довольно дружно ответили представители копей.

— Итак, завтра в двенадцать часов дня все как один вы выйдете на работу. Объявите это рабочим и приступайте к работе сами.

— А как же с нашими нуждами? — спросил кто-то. — Генерал Артемьев обещает удовлетворить. Может, в приказе об этом еще что есть?

— Это все, — раздраженно сказал Волохов. — Сначала надо приступить к работе, добывать уголь, который так необходим русской армии. А потом с вами станут разговаривать об улучшении вашего положения.

— Пото-ом?!

— Вы срываете армии выполнение ее задач!

— Когда эта задача будет выполнена, у вас, рабочие, будет все! — с легким акцентом вдруг вмешался чешский полковник, тот самый, с которым в доме Щелкунова спорил Трифонов.

Я не выдержал и крикнул:

— Товарищи рабочие! У нас не будет ничего… — конвоиры набросились на меня, но я еще успел договорить: — Если прекратим борьбу!.. — Мне зажали рот.

— Ну, хватит, — прорычал Богатнау. — Ступайте. И имейте в виду: эта большевистская сволочь будет заложниками. Если не начнете работать до указанного часа, мы их расстреляем и наведем порядок по приказу генерала Артемьева.

Мне удалось вытолкнуть изо рта кляп и крикнуть:

— Не работайте! Борьба только начинается! Их гибель неизбежна! Мы — это капля. Не жалейте нас!

Меня свалили на пол и заткнули рот так, что я едва дышал.

Рабочие разошлись. Нам связали руки, потом привязали друг к другу и в таком виде доставили обратно в каталажку.

— Что теперь будет? — проговорил Стрельченко.

— Расстреляют, конечно, — ответил я. — Жаль только, если шахтеры начнут работать, — забастовка провалится, а нас они этим не спасут.

Товарищи молчали.

— Может, наши что-нибудь придумают. — Я сказал это, чтобы утешить друзей: сделать что-либо за такой короткий срок невозможно. — Давайте немного отдохнем. Может, что-нибудь придет в голову.

Мы улеглись на полу. Время бежало неудержимо вперед, близясь к развязке. За стеной слышался шум. Чья-то физиономия заглянула в волчок, потом другая… И вдруг в душе поднялся бурный протест: неужели покорно умереть? Нет, ни за что! Погибать, так в схватке!

— Товарищи, — горячо зашептал я так, чтобы не слышали часовые, — давайте умрем в борьбе. У меня есть план. Когда камеру станут открывать, я встану за дверной косяк, ты, Стрельченко, за второй, Трифонов останется возле стены. Сразу хватайтесь за винтовки. — Я показал, как можно легко обезоружить нападающих приемом джиу-джитсу. — Будем пробиваться на волю.

Товарищи не согласились.

— Ты знаешь эти приемы, а мы нет. Нас наверняка уложат. А может быть, расстрел еще не решен, просто запугивают. Или наши сумеют нас отсюда вырвать.

— Ну, подумайте, — сказал я. — А я живым не дамся. Повезет — убегу, нет — хоть одного задушу своими руками. — Потом попросил: — Подсадите меня к окну, посмотрю во двор, много ли их там.

Стрельченко встал лицом к стене, сцепил сзади руки. Я встал ногой на эту «ступеньку», другой — сразу на спину. Только схватился руками за решетку, как сразу треснуло несколько выстрелов, пули врезались в потолок, посыпалась земля. Я разом спрыгнул.