Ни бог, ни царь и не герой

— Там будет во всех отношениях удобно — сын хозяев учится у нас в коммерческом училище. Легко поддерживать через него связь. И паренек и родители хорошие люди.

До чего же горько: здесь, в городе, мой дом, там в одиноком отчаянии плачет над трупиком сына жена, а я не только не могу чем-нибудь помочь, но даже утешить ее…

Попова сообщила, что где-то здесь, в Черемхове, скрываются Трифонов и бывший секретарь профсоюза левый эсер Стрельченко, честно сотрудничавший с нами. Они появятся, как только пройдет самое опасное время — горячка первых дней белочешской власти.

Через несколько дней мы трое встретились на одной из явочных квартир и обсудили, как развертывать работу на шахтах. Решили сначала воссоздать группы профсоюза и выяснить, можно ли его легализовать. Распределили между собой копи. Мне достались Гришево и Касьяновка. С паспортом на имя крестьянина Черемховской волости Чертова я отправился на шахты.

Мы хотели, чтобы рабочие организованно предъявили новым властям свои требования. Причин для недовольства рабочих было уже более чем достаточно. После падения советской власти шахтерам резко снизили заработную плату, их очень плохо снабжали продовольствием, да и то по высоким ценам, отменили даровую выдачу угля для отопления домов, закрыли бесплатные бани для шахтеров. Даже отсталые рабочие, шедшие за меньшевиками и эсерами, на собственной шкуре убеждались в прелестях белоэсеровского рая — ведь именно эсеро-меньшевистско-кадетские правительства, расплодившиеся в то время в Сибири, расчищали дорогу интервентам и открытой военной диктатуре адмирала Колчака.

Власти разрешили легализовать профессиональные союзы — еще продолжалась игра в «демократию». Но они имели на профессиональные союзы свои виды: при помощи союзов они хотели овладеть рабочим движением, подчинить его. Кроме того, они рассчитывали выявить подпольщиков.

Получив разрешение от представителей новой власти в Черемхове — бывшего политкаторжанина учителя Волохова, надевшего мундир белого офицера, военного коменданта полковника Богатнау и чешского командира, мы провели выборы делегатов на общебассейновый съезд профсоюза.

И тут-то «демократические» власти показали свои зубы. Многие делегаты, в том числе и я, были арестованы и привезены в контору Касьяновских копей. На допросе русские и чешские офицеры особенно интересовались отношением к «бывшей» советской власти. Потом отпустили всех, кроме меня — привлекло внимание новое лицо на шахтах, да еще крестьянин.

— Как попал в копи? — спросил маленький щупленький офицерик с огромным маузером, болтавшимся у самой земли. — Почему бросил хозяйство?

— Дык ведь, господин офицер, большаки хозяйство мое вконец разорили: кулак, говорят. Хошь не хошь, а жрать надо. Вот и пришел сюда, на шахты. Чай, не сахар здеся-то, от добра добра-то не ищут…

Тем не менее меня повезли в Черемхово. «Ну, — думаю, — попаду на глаза Волохову — пропал. Он меня знает, при царском режиме мы с ним на одной квартире жили. А бежать нельзя — сорву съезд».

Рабочие вручили мне сверток с провизией, я успел тайком шепнуть кому надо, чтобы сообщили обо мне Трифонову, — пусть попробует выручить.

Привезли меня не в тюрьму, а в отдел контрразведки, усадили в прихожей. Смотрю, публика все незнакомая. Приободрился.

В это время, вижу, по коридору идет женщина. Да ведь это Маша Митава! Толковая, энергичная, она активно работала при советской власти. Мы были хорошо знакомы, и я всегда говорил, что она лишь по недоразумению эсерка, ей бы впору быть большевичкой. Очень меня поразило и расстроило то, что я увидел ее в контрразведке. Неужели и эта переметнулась?! Времена тогда были суровые, сложные, всяко могло случиться.

— Кто такая вон та женщина? — спросил я своего конвоира.

— Волохова личная секретарша, — важно ответил солдат.

Н-да, Петруська, покуда обстоятельства складываются не в твою пользу…

— Задержанного Чертова сюда!

Меня ввели в кабинет. Сидят несколько русских офицеров. Знакомых среди них нет. Немного отлегло от сердца.

— Скажите, кто из большевиков обидел вас? Мы заставим их оплатить убытки.

— Так ведь нас не было дома-то. Как заваруха вся началась, я с семьей ушел к бурятам в улус. А когда вернулся, все уж было разорено…

— Ну, ладно, узнаешь виновников — скажи нам. А теперь ступай, свободен.

«Ловушка или ротозейство?» — гадал я, идя окольным путем на конспиративную квартиру. Там я застал Трифонова, Софью Феофановну, Стрельченко.

— Ну, как хорошо! — обрадовались они, по очереди пожимая мне руку.

— А мы уж боялись, что напорешься на Волохова, — покачал головой Трифонов.

— Ничего, Митава постаралась бы выручить. Она тебя видела в контрразведке, выжидала, что будет.

К этому времени в Черемхово вернулись многие из тех, кто пытался эвакуироваться. Среди них были Ваня и Лиза Огурцовы. Администрация копей и власти считали возвратившихся раскаявшимися красногвардейцами. От Софьи Феофановны я узнал, что у нас хорошо наладилась связь с Омском, Томском, Канском, Иланской, мы даже получали, правда с опозданием, газету «Рабочий путь».