Незримая жизнь Адди Ларю

Пространство между экспозициями заполнено всевозможными инсталляциями. Поле металлических подсолнухов. Лужа растопленных мелков. Тончайшая, как бумага, завеса воды; они проходят сквозь нее, и на очках Генри остаются крошечные капли, а на коже Адди переливается радужный блеск.

Как выясняется дальше, «Небо» размещено внутри туннеля. Это цепочка связанных между собой помещений, которые созданы художником по свету. Снаружи они ничего особенного из себя не представляют – просто отделанные деревом конструкции, будто сколоченные наспех, но внутри – внутри все иначе.

Они входят, держась за руки, чтобы не потеряться. Одно из помещений ослепительно яркое, другое настолько темное, что кажется, мир совершенно исчез. Адди дрожит, крепко вцепившись в Генри. Следующее пространство заполнено туманом, ты словно паришь в облаке, а в другом тонкие нити, изображающие дождь, окутывают посетителя со всех сторон. Генри раздвигает рукой серебряные волокна, а те звенят словно колокольчики. В последнем зале – звезды. Он затемнен и в точности напоминает зал тьмы, но на сей раз мрак прорезают тысячи крошечных точек – Млечный Путь оказывается так близко, что величественного созвездия можно коснуться.

И даже в этой темноте видно удивленное лицо Адди, краешек ее улыбки.

– Три сотни лет, – шепчет она, – и ты все еще находишь что-то новое.

Когда они выходят с другой стороны, жмурясь от яркого света, она сама тянет его к следующей экспозиции, следующей череде дверей, стремясь выяснить, что за ними.

XII

19 сентября 2013

Нью-Йорк

На сей раз Генри приходит пораньше.

Он решил: лучше не опаздывать, но и явиться намного раньше ему не хочется – это даже хуже и будет выглядеть странно. Черт, надо просто перестать об этом думать.

Глядя в окно припаркованной машины, он поправляет рубашку и волосы, а потом входит в ресторан.

Яркая и шумная такерия представляет собой бетонный ангар – окнами служат складские ворота, а в уголке приткнулся фудтрак.

Неважно, слишком рано он пришел или нет, потому что Ванесса уже внутри.

Передник баристы она сменила на легинсы и цветное платье, светлые волосы, которые Генри раньше видел только забранными наверх, ниспадают волнами вокруг лица. Она замечает его и расплывается в улыбке.

– Рада, что ты позвонил.

– И я, – улыбается в ответ Генри.

Они пишут заказ на маленьких листках бумаги крошечными карандашами, каких Генри не держал в руках с тех пор, как играл в мини-гольф в десять лет. Ванесса показывает на тако, Генри вносит его в список, и их пальцы соприкасаются. А потом еще раз – когда они берут чипсы, ноги скользят под металлическим столом, и у Генри в груди будто зажигается крошечная вспышка света.

Он не болтает без умолку, не винит себя за каждый неправильный жест, не подбирает верные слова – больше их не нужно подбирать, ведь Генри не может ошибиться. Не нужно лгать или прикладывать усилия, казаться кем-то другим: отныне он хорош таким, какой есть.

Еда просто отличная, но в заведении шумно, голоса посетителей эхом отдаются под высокими потолками, и когда кто-нибудь царапает металлическими ножками стульев по бетонному полу, Генри вздрагивает.

– Извини, – говорит он, – местечко не очень.

Такерию выбрал он, решив, что они просто зайдут выпить, но это же Нью-Йорк – коктейли стоят вдвое дороже еды. На зарплату продавца книг он и это с трудом может себе позволить.

– Да ладно, я-то вообще в кофейне работаю, – хмыкает Ванесса, помешивая трубочкой безалкогольный напиток.

– У тебя хотя бы есть чаевые.

– А в книжном их не дают? – изображает шок Ванесса.

– Не-а.

– Даже если ты посоветуешь хорошую книгу?

Генри с улыбкой качает головой.

– Да это противозаконно! Надо поставить банку на прилавок.

– И что я там напишу? – барабанит пальцами по столу Генри. – Книги кормят голодный разум, чаевые – кота?

Ванесса весело хохочет.

– Ты такой забавный!

– Неужели?

Она показывает ему язык.

– Напрашиваешься на комплименты?

– Нет, просто любопытно. Что ты вообще во мне нашла?

Ванесса вдруг застенчиво улыбается.

– Ну… Звучит глупо, но ты – именно то, что я искала.

– А что ты искала?

Если бы она сказала «Настоящего, чуткого, задумчивого», Генри бы купился.

Но Ванесса говорит совсем другое: дружелюбный, забавный, энергичный, и чем больше говорит, тем толще в ее глазах слой льда, и в итоге под ним уже невозможно разглядеть, какого они были цвета. «Как она вообще видит?» – гадает Генри. Ответ, конечно же, – никак.

В том-то и дело.

* * *

Неделю спустя Генри, Беа и Робби сидят в «Негоцианте», заказав три пива и ведерко картошки фри.

– Как там Ванесса? – интересуется Беа.

Робби глубокомысленно таращится в свой бокал.

– Отлично.

Так и есть. У нее все замечательно, и у него тоже. У них все отлично.

– Мы теперь с ней часто видимся…

– А кто советовал поскорее забыть Табиту? – хмурится Генри.

– Знаю, знаю, – поднимает ладони Беа.

– Мы только начали встречаться. Вы прекрасно понимаете, как обстоят дела. Она…

– Клон, – бормочет Робби.

Генри тут же поворачивается к нему.

– Да что с тобой? – злится он. – Давай уже, выскажись, тебя же научили выражать свои чувства!