Нежданное богатство

Фирсъ смялся.

— Неужто я такой страшный, Степанъ Егоровичъ, что красныя двицы отъ меня бгаютъ? Ну, да вотъ постойте, познакомимся поближе, тогда авось Марья Степановна перестанетъ меня бояться.

Защемило сердце у Степана Егоровича. Въ это время вошелъ разбойничій «полковникъ» и съ видимымъ изумленіемъ и подозрительно оглядлъ всхъ и каждаго. Онъ не былъ посвященъ въ тайну Фирсовой шутки и не могъ понять, что все это значитъ, какимъ образомъ помщичьему семейству удалось избгнуть казни и почему свирпый Фирска въ такомъ благодушномъ и веселомъ настроеніи духа. Онъ нашелъ нужнымъ продолжать свою роль и, низко поклонившись атаману, хриплымъ и дребезжащимъ голосомъ, произнесъ:

— Какое приказаніе изволишь дать, государь?

— А это вотъ нужно потолковать съ хозяиномъ да съ хозяйкой, — отвтилъ Фирсъ:- и какъ они укажутъ, такъ намъ и размститься.

VII

Черезъ недлю невозможно было и узнать Кильдевскую усадьбу. Совсмъ новая дятельность закипла въ «уль» Степана Егоровича. Появился новый шмель — шумливый, грубый и страшный и заставилъ пріумолкнуть и попрятаться прежнихъ маленькихъ пчелокъ. Фирсъ остался вренъ внезапно пришедшей ему мысли. Кильдевка пришлась ему по нраву.

На просторномъ, заросшемъ густою травой двор Степана Егоровича появились плотники изъ шайки «пугача», навезли бревенъ и стали строить разные сараи и вышки. Работа кипла и, по мр того какъ поспвала та или другая постройка, изъ глухого лса, изъ прежней стоянки, появлялись обозъ за обозомъ. Приходили эти обозы по большей части ночью, а Степанъ Егоровичъ не зналъ, что именно привозится и складывается въ сараи; но хорошо все-таки зналъ, что это добро, награбленное шайкой Фирса.

Положеніе Степана Егоровича было таково, что онъ не могъ ршить, слдуетъ ли ему благодарить Бога за свое спасеніе, или ожидать, безъ всякой вины съ своей стороны, скорой кары.

«Не можетъ-же это безъ конца продолжаться, — думалъ онъ:- не вчно-же будутъ торжествовать разбойники. Вышлетъ государыня большое войско, переловятъ всхъ, начиная съ атамана, узнаютъ, конечно, гд его ставка… выслдятъ… придутъ сюда, въ усадьбу, и тогда что-же? Улики будутъ на лицо, кто повритъ, что онъ, Степанъ Егоровичъ, тутъ непричемъ. Онъ будетъ уличенъ по меньшей мр въ близкихъ отношеніяхъ къ самозванцу-разбойнику, въ укрывательств его и добра, имъ награбленнаго. Но что-же ему длать? Еслибы можно было убжать съ семействомъ куда-нибудь, конечно, онъ воспользовался бы первой минутой, но бжать ему некуда. Вонъ Фирсъ уже прямо въ первый-же день сказалъ ему:

— Ты, братъ, не подумай, что я выживать тебя съ семьею нагрянулъ, говорю — будь покоенъ… За мною да за моими людьми вс вы въ охран. А кабы до моего прихода, либо теперь съ глупаго страха, который, сдается мн, сидитъ въ теб, да вздумалъ ты бжать, то тутъ бы и была твоя погибель. Ты вотъ сидишь здсь у себя и ничего не знаешь, а я, братъ, хорошо знаю, что на свт нон длается; бжать ныньче некуда — кругомъ верстъ на пятьдесятъ мои владнія, а дальше другіе орудуютъ. Нигд нельзя теб будетъ пробраться, задаромъ только погубишь и себя и дтокъ.

Степанъ Егоровичъ хорошо зналъ, что Фирсъ говоритъ правду, и на возможность побга не разсчитывалъ. Единственное его утшеніе было въ первый день, когда Фирсъ отправился со своими въ набги, это бесда съ Наумомъ. Въ противоположность своему господину, Наумъ нисколько не тревожился и былъ въ самомъ лучшемъ настроеніи. Когда Степанъ Егоровичъ поврялъ ему свой страхъ относительно предстоящей кары за укрывательство разбойничьей шайки, онъ покачивалъ головою и улыбался.

— За что-же это ты отвчать будешь, батюшка Степанъ Егоровичъ? — говорилъ онъ ему. — Ужъ коли разбойникъ и душегубецъ, и то свою правду иметъ, такъ неужто царскаго войска бояться? Какой ты укрыватель, а тягаться съ этакой аравой гд-же! Нишкни только, молчи, не супротивничай Фирск, то бишь Петру едоровичу, да Господа Бога благодари, что это такъ повернулось… страху-то что было, страху, а теперечи нечего гнвить Господа, совсмъ отлегло!. А вотъ что лучше, батюшка Степанъ Егоровичъ, нон-то они вс схлынули, вс какъ есть, самъ-то призывалъ меня и говоритъ: „раньше трехъ дней назадъ не буду, такъ ужъ ты береги мои сараи, коли что, такъ съ тебя и отвтъ.“ А въ новый-то сарай вчерашней ночью, примтилъ я, много добра понавезли — пойдемъ-ка, сударь батюшка, обойдемъ дворъ-то, можетъ, не все позаперли.

Степанъ Егоровичъ бралъ шапку и отправлялся съ Наумомъ на осмотръ.

Однако, разбойники, оставляя Кильдевку, имли обыкновеніе все запирать крпкими засовами да замками, и Степану Егоровичу съ Наумомъ не приходилось разсмотрть добра, которое теперь вмщала въ себ испоконъ вковъ бдная Кильдевка.

— Эхъ, да кабы ихъ переловили, а добро бы это теб осталось! — весело ухмыляясь, говорилъ Наумъ.