Нежданное богатство

— Да сама не знаю, — сквозь рыданія проговорила Машенька:- какъ-то страшно мн, и чудится, будто сама не узнаю себя, будто стала совсмъ другая, все другое, ничего прежняго, и прежнее будто далеко, далеко, такъ что даже трудно вспомнить, когда оно было…

XIII

На слдующее утро раннимъ-рано вышелъ Степанъ Егоровичъ изъ дому, кликнулъ Наума и сказалъ ему:

— Ну, теперь надо намъ обойти сараи и посмотрть, что тамъ сложено.

Наумъ, себя не помня отъ радости, сбгалъ за нужными инструментами. Подошли они къ самому большому сараю. Живо выломали двери. Почти весь сарай полонъ наваленными другъ на друга тюками, узлами. Каждый тюкъ, каждый узелъ завязанъ толстыми веревками. Развязали они первый попавшійся узелъ, да такъ и ахнули — тамъ было нсколько иконъ въ драгоцнныхъ окладахъ, серебряныя чаши, дароносицы, кадила и всякая утварь церковная.

— Ахъ, разбойники, разбойники! это они по церквамъ да по монастырямъ награбили, — проворчалъ Наумъ. — Какъ у нихъ только руки не поотсохли, какъ ихъ Господь Богъ не убилъ на мст? Вотъ, батюшка баринъ, нон времена какія, люди-то хуже зврей стали…

— Да, тяжкія времена, — печально отвтилъ Степанъ Егоровичъ:- не скоро т бды забудутся, что Емелька Пугачевъ натворилъ… Сирыхъ-то сколько, горемычныхъ!.. Да ужъ что теперь толковать объ этомъ, завязывай-ка опять бережно узелъ, да тащи другой — все пересмотрть нужно.

Въ другомъ узл оказалось еще больше иконъ и церковной утвари. Въ третьемъ были связаны мха дорогіе: собольи, куньи, горностаевые; бархатъ, наряды богатые. Чмъ дольше разглядывали Степанъ Егоровичъ съ Наумомъ, тмъ больше изумлялись, глаза у нихъ разбгались отъ никогда невиданнаго богатства.

Разглядвъ все въ большомъ сара и заперевъ его, пошли они по остальнымъ клтушкамъ и ужъ глазамъ своимъ не врили — столько тамъ было всякаго оружія, серебряной посуды. Стояло тамъ также нсколько большихъ боченковъ.

— Это что-же? И вино они тутъ-же вмст съ серебромъ прятать вздумали! — сказалъ Наумъ. — Нтъ, это не вино, — продолжалъ онъ, открывая одинъ изъ боченковъ:- глянь-ка, сударь, деньги!.. Да, такъ и есть, деньги, полный боченокъ!.. серебряныя деньги!..

Но Степанъ Егоровичъ не слышалъ Наума. Онъ самъ открылъ другой боченокъ и, пораженный, пересыпалъ въ немъ червонцами.

Наконецъ, очнувшись, онъ проговорилъ:

— О! да тутъ у насъ въ Кильдевк такое богатство, такое богатство, что и счесть его трудно. На это богатство боле сотни Кильдевокъ купить можно… Какъ-же теперь быть со всмъ этимъ, чье все это, кто хозяева?

— Чье, кто хозяева?! — повторилъ Наумъ:- извстно кто — ты, сударь, твое все это теперичи! Видно, Господь не безъ милости. Ну, не говорилъ я, что и на нашей улиц будетъ праздникъ… Вотъ такъ когда пожить можно будетъ, батюшка Степанъ Егоровичъ! Да и то сказать, натерплся ты въ жизни. Нужды-то твои да заботы намъ вдомы, иной разъ такъ жалостно было смотрть, какъ ты маешься… вотъ и миновало горе. Помнится, какъ-то жалился, что дтокъ больно много, какъ вскормить ихъ, выростить, какъ жить будутъ? А я, по своему холопьему разуму, отвчалъ теб: Господь даровалъ ихъ — Господь о нихъ и промыслитъ, ну, вотъ, оно такъ и сталось. Теперечи хоть еще столько дтокъ, на всхъ ихъ хватитъ… Э-эхъ!..

Вдругъ голосъ Наума оборвался, на глазахъ его показались слезы. И этотъ спокойный, разсудительный человкъ, весь въ волненіи и радости, сталъ цловать руки своего господина.

Но Степанъ Егоровичъ стоялъ смущенный.

— Не мое, не мое! — повторялъ онъ:- воротить надо хозяевамъ… Утаю воровское богатство — въ прокъ не пойдетъ… это, можетъ, Господь испытаніе посылаетъ. Нтъ, Наумъ, не смущай ты мою душу, выйдемъ отсюда, скроемъ все до времени; пусть оно лежитъ, какъ было, а тамъ, какъ утихнетъ народъ, такъ ужъ, конечно, начальство распорядится. Въ Симбирскъ-бы нужно хать да объявить, что у меня награбленное добро оказалось…

— Степанъ Егоровичъ, господинъ ты мой милостивый, послушай моего холопьяго слова, — перебилъ его Наумъ. — Не зди въ Симбирскъ, нишкни, время-то теперь не такое, неравно еще безъ вины въ бду попадешь. А что скрывать все это пока, это точно надобно. Боченки мы тихомолкомъ въ домъ перенесемъ, въ твой покойчикъ, гд жилъ Фирсъ, и держи ты тотъ покойчикъ на запор; а тюки вс мы въ одномъ большомъ сара сложимъ, мста тамъ довольно, да и запремъ хорошенько. Тамъ по времени видно будетъ… Встимо, коли хозяинъ своему добру объявится доподлинный — вернуть будетъ надо; да гд т хозяева? въ сырой земл давно. Фирсъ-то со своими людьми не больно щадилъ, можетъ, теперь до самаго Симбирска ни одной и усадьбы цлой нту, ни одного барина; разв которые въ Питер да въ Москв проживаютъ…

Степанъ Егоровичъ послушался Наума, съ мнніемъ котораго оказалась согласной и Анна Ивановна; въ Симбирскъ онъ не похалъ, боченки съ золотомъ и серебромъ перенесли въ домъ, тюки вс сложили въ сарай и крпко заперли. Старшія дти знали, что въ сара этомъ добро разное, но сколько его и какое оно, про то имъ не говорили; а младшія дти глядли на этотъ сарай съ ужасомъ, зная, что въ немъ разбойники что-то спрятали и что это что-то — очень страшное.

XIV