Незаменимый вор

— Хорошо. Как вернутся, ты их обоих покорми, и пусть ждут на конюшне. Может быть, ночью мы все же сделаем вылазку.

— Наконец-то!

— Но особенно рассчитывать на нее не приходится. Нюшок идет на запах фиксатора, которым я когда-то обрызгал все бутылки с ифритами…

— Чтобы улучшить их товарный вид.

— Неважно, зачем. Мы знаем, что межмирник «Леонид Кудрявцев» побывал в здешнем пространстве. В его таможенной декларации, в разделе «Спиртные напитки», по прибытии указано девять бутылок, по убытии — восемь. Следовательно, одна бутылка так называемого коньяка «Наполеон» из вашего ящика была реализована и находится где-то здесь, в окрестности. Что дальше?

— Дальше — нюшок приведет нас к ней, и если она еще не раскупорена…

— Если она еще не раскупорена, — перебил Христофор, — то стоит на полке в буфете. В столовой одного из здешних помещиков. Куда нашего нюшка не пустят ни под каким видом. Разве что с хозяином мы будем закадычными друзьями…

— Понятно.

— А теперь представим, что кто-то решил выпить коньячку и раскупорил бутылку… Что будет?

Ольга задумалась.

— Если сделать это без специальных заклинаний, — сказала она, — ифрит вырвется наружу. Дальнейшее его поведение трудно прогнозируется — у ифритов нечеловеческая логика. В принципе, я могу засадить его обратно в бутылку с помощью других заклинаний, если только он их выслушает от начала до конца. Но для этого его нужно, как минимум, обнаружить. Он ведь может и замаскироваться…

— Замаскироваться? А как?

— Да как угодно! Может превратиться в любой предмет, в человека, в корову, в лошадь, в дом, в лес!

— В лес? — живо переспросил Христофор Гонзо. — Так, так, это интересно… Однако, меня уже заждались, наверное, за столом. Пойду, дам им отыграться. А ты сделай все, как мы договорились. Графу скажи — пусть запрягает. И будьте наготове…

Он направился было к двери, но Ольга остановила его:

— Постой! А пятно? Ну-ка, повернись…

С этими словами она прикоснулась к плечу мнимого барина, провела ладонью по его рукаву, и пятно бесследно исчезло. Христофор с восхищением глядел на Ольгу, тихо млея от прикосновения.

— Ведь что делает, ведьма! — прошептал он.

— Ерунда, мелкие фокусы! Мне как профессионалу стыдно было бы не управиться с твоими сюртуками…

— Да разве только с сюртуками! — вздохнул Христофор и вышел за дверь.

* * *

— … Легостаевский лес? — переспросил Куратов. — Верно, у Григория Александровича там преогромнейший клин. Но вы у него не спрашивайте про Легостаевский лес. Видите, он не в духе! Слышать о нем не может. А коли хотите разузнать, так спросите у нашего соседа, Петра Силыча Бочарова…

При этом имени Григорий Александрович Турицын вовсе сморщился, положил карты на стол и, схватив бокал с вином, изрядно оттуда отпил.

— А что у Петра Силыча, — заинтересованно спросил Михельсон, — также в этом лесу участок?

— Ни черта у него нет! — отрезал Куратов. — Просто свихнулся старый хрыч, перессорился со всеми соседями, затаскал по судам. Подавай ему то одно, то другое. Легостаевский лес, вишь, при царе Горохе изводил на дрова какой-то его предок. Стало быть лес — фамильная их собственность! А с неделю назад понес, дурак, уж и вовсе околесицу. Старик, верно, прямой ваш пациент, Конрад Карлович!

Михельсон поправил очки.

— И что же он рассказывает?

— Право, затрудняюсь вам передать… несвязное что-то. Вот вы поезжайте к нему и послушайте — вы увидите, что он за фрукт. Только один не ходите, лучше с кучером.

— Правильно! — вступил Турицын. — А как начнет рассказывать про нечистую силу, что невидимкой бродит по Легостаевскому лесу, так вы его сейчас хватайте — и прямо в лечебницу. Очень всех нас этим обяжете!

— И то верно! — поддержал Куратов. — Таких господ надо прямо в Петербург переводить! И там в Кунсткамере, в банке со спиртом держать… — он поднял свой бокал. — Други мои! Я пью за науку!

— За медицину! — согласно тряхнул головой Турицын.

— За вас, господа, — вежливо ответил Михельсон.

Урядник же ничего не сказал, так как с четверть часа назад, откинувшись на спинку стула, уснул.

Тут у стола появился Прохор, инвалидный солдат, исполнявший у Куратова обязанности лакея. С четкостью совершенно военной он доложил, что к его благородию Григорию Александровичу Турицыну с поручением от барыни прибыл ихний конюх.

— О, Боже мой! — пробормотал Турицын, схватившись за голову. — Неужели опять что-нибудь?

— Никак нет! — продолжал Прохор. — Сказывает, значить… отыскалась. Девочка та…

— Да ну?! — все сидевшие за столом, за исключением урядника, разом оживились.

Савелий Лукич потребовал привести конюха, чтобы лично его допросить. Конюх, робея, вошел в столовую, поклонился дворянству и, отдельно, спящему уряднику, а затем подтвердил принесенную весть.

— Точно так, барин. Сыскалась. Потемну уже, у оврага за огородами. Акурат — на краю леса.

— Ну а говорит-то чего? — допытывался Куратов. Ему мало было дела до девчонки, а занимала лишь тайна Легостаевского леса. — отпустили её злодеи? Или сама убежала от них?