Незаменимый вор

— А дальше — я обрызгал ящик фиксатором, чтобы получить его копию — одну, вторую, третью — в общем, продал я целый штабель. Правда, это была одна видимость. Вы еще помните, как действует фиксатор? Ведь с его помощью мы обвели вокруг пальца ифрита в «Н-ске-2000»! Помните — фальшивые ящики с надписью «Полиноид»?

— Да что ты пристал? — не вытерпел граф. — Все я помню! Но при чем тут наш нюшок?

— Фиксатор — это вещество, которое вырабатывает самка Миражинского нюшка. С его помощью она спасается от хищников — заставляет их подкрадываться к бесплотному фантому, а сама тем временем удирает. Самцы нюшков, наоборот, именно по этим следам отыскивают своих самок. Они чувствуют этот запах чуть не за сотню миль, понимаете?

— Э-э… — неопределенно протянул граф. — Ну?

— Бутылки пахнут самкой. Мы покупаем самца, и он приводит нас к бутылкам. Что непонятно?

— А почему же он здесь-то, в Москве, не привел? — дотошно выпытывал граф.

— Да потому что самку он почуял! — заорал Гонзо. — Настоящую сучку, а не следы какого-то там фиксатора, понятно тебе?

— А! — прозрел Джек Милдем. — Самку! Они ведь самку по телевизору показывали! Ну точно! Я же сразу сказал: смотрите, у них тоже нюшок! Правильно? И вот что я вам скажу: наших бутылок вообще никогда в Останкино не было! Теперь ясно?

— Вот теперь ясно, — сказал Христофор. — Спасибо за науку, граф.

Джек хотел поделиться еще какими-то соображениями, но Гонзо только отмахнулся от него, нагоняя княжну.

— Оля, не расстраивайся. — тихо сказал он. — Не все еще потеряно…

Он тронул ее за рукав. Княжна дернула плечом и хмуро на него посмотрела. Но в ее глазах уже не было злобы, в них стояли слезы. Ольга сердито вытирала их тыльной стороной ладони, а слезы все текли и текли. Тогда она отвернулась.

Христофор искал слова, которые могли бы утешить ее, но что он мог сказать? Снова звать с собой в Ялту девятьсот третьего года? В Ливадийский дворец, к морским купаниям и экологически чистой пище? Но это означало, что княжне придется отказаться от погони за ифритами. Страшно было подумать — сказать такое Ольге. А что еще он мог предложить? Промучавшись с минуту, он сказал совсем другое:

— Ты помнишь, как нюшок заметался тогда, на Лубянке, когда мы шли по следу? Что-то ему явно мешало. Может быть, там есть и второй след. Нужно попробовать…

Ольга кивнула. Она не смотрела на Христофора, но положила свою мокрую ладонь на его руку.

— Оля! — едва слышно произнес Христофор. И не мог прибавить больше ни слова.

Длинные ресницы с капельками слез, дрожа, поднялись — княжна посмотрела на него. Губы ее шевельнулись — она была готова сказать ему что-то очень важное…

Но рядом уже стоял граф.

— А теперь вы мне объясните, — грозно заговорил он, — наши-то бутылки — где?!

— Нет, я не могу больше! — Ольга вдруг оттолкнула его и побежала.

Христофор бросился за ней.

— Оля, что с тобой? — кричал он. — Подожди!

Но она уже скрылась за углом. Добежав до поворота, Гонзо заметался, как нюшок на Лубянке. Ольги нигде не было видно. Она могла свернуть и налево, во двор, и направо — в чахлый садик, а то и вообще добежать до следующего угла… Он заглянул в садик, но обнаружил лишь стаю непуганых воробьев, деловито скачущих по голой земле, да кошку, старательно показывающую воробьям, что греется на солнышке. Тогда он перешел через улицу, нырнул в темную, запашистую подворотню и оказался во дворе какого-то не то склада, не то мастерской. Ольги тут тоже не было. Гонзо повернулся было, чтобы уйти, но вдруг застыл, раскрыв рот, и долго стоял, не шевелясь, пока не убедился что перед ним не мираж. Посреди дворика, между кучей металлолома и тремя поддонами кирпича, возвышался похожий на старую трансформаторную будку… межмирник «Леонид Кудрявцев».

— Оля! — шепотом прокричал Христофор. — Оля, иди сюда! Мы спасены!

Предание об эликсире владения

Непреоборимое волнение охватывает смиренного повествователя по мере приближения к печальному, но поучительному концу этой истории. Была ли она достойна драгоценных властительных ушей? Об этом судить Всемилостивейшему Покровителю искусств и наук, справедливость которого сравнима лишь с его же милосердием. В неоплатном долгу пребывает рассказчик, чью простую речь Повелитель Народов пожелал выслушать до конца, несмотря на чрезвычайную занятость государственными делами и болезнь любимого слона. Сей неоплатный долг побуждает меня теперь совершить последнее, чрезвычайное усилие, чтобы заслужить одобрение Затмевающего Светила и скромное вознаграждение, которое будет угодно вручить мне его непревзойденной щедрости. Наберись же терпения, о Величайший из слушателей этой истории, и ты узнаешь, чем она завершилась!