Незабываемая ночь

– Ее звали Анна. – Он произнес ее имя с грустью и смирением, но воспитание джентльмена не позволило ему сказать больше. – Кто написал в Лэнгли, что ты погибла вместе с отцом?

– Кэролайн Дебюсси, она сочла решение разумным.

– Интересно, почему?

Селеста зашевелилась, положила голову ему на грудь, и он сразу ощутил ее дыхание.

– Потому что иногда люди просто не могут вернуться к прежней жизни, и тем, кто их ждет, надо помочь забыть.

– Родные не забывают. Каждый день в твоей комнате в Лэнгли зажигают свечу.

– Бабушка сказала в тот день, что я обуреваема страстями, как отец, и душа моя изранена, как у матери. Мы уехали до похорон. Она не желала нас там видеть. Сказала, что вовеки не простит моего отца за то, что жену он никогда не любил так, как страну. – Она перевела дыхание и прошептала: – Кажется, она была права.

– Члены семьи могут всякого наговорить друг другу, причина в том, что они беспокоятся и любят.

– Перед смертью мама оставила письмо. Писала, что я такая же, как мой отец, и она проклинает нас обоих. И еще, что у меня нет будущего, а она не желает наблюдать, как трагически складывается моя жизнь. Что я безудержная, неуправляемая эгоистка. Думаю, бабушка считала так же.

– В этом заключается разрушительная сила взаимного непонимания.

– Что это значит?

– Твоя бабушка несколько раз отправляла людей, чтобы вас разыскали. Она вычеркнула из жизни твоего отца, но готова была щедро платить за спасение внучки. Она сдалась лишь в 1806 году, когда Август написал ей, что ни ты, ни он не желаете знать родственников матери. Леди Фолкнер была в отчаянии.

Селеста села и повернулась к нему спиной, но одного взгляда на позу было достаточно, чтобы понять ее мысли. Отбросив одеяло, она обхватила руками худые плечи; пальцы зашевелились, выводя на коже круги и какие-то символы.

Через некоторое время она расслабилась.

– Любовь – не слова, а дела. Сьюзен сделала очень много, чтобы вернуть тебя.

– Значит, она тебе нравится? Моя бабушка?

– Она сильная. Смогла выстоять. Это никого тебе не напоминает?

Селеста тряхнула головой и улыбнулась. Шейборн дотянулся до сумки и нащупал четки, которые она ему дала.

– Мне они больше не пригодятся, а тебе могут. Уверен, бабушка с радостью обнимет тебя, увидев у двери дома. Когда ты будешь готова вернуться.

– Саммер?

– Да? – Он напрягся, как всякий раз, когда слышал свое детское имя. Она единственная так его называла.

– Спасибо.

Глава 7

Селеста проснулась рано и сидела в тишине, наблюдая, как отступает ночь. Она старалась не шевелиться, чтобы не разбудить Саммера. Не сейчас. Ей так приятно побыть наедине с собой и наслаждаться звуками леса. Где-то рядом щебетала птица, откуда-то издалека отвечала другая. Вокруг царила гармония, не нарушаемая присутствием человека, его речью, движениями, суетой, которые здесь совсем не уместны.

Свет неба наводил на мысль, что сегодняшний день может быть ясным, а прохлада ночи быстро сменится дневным зноем.

– Доброе утро, – послышалось за спиной, и Селеста улыбнулась.

Саммер сел рядом и накрыл их обоих одеялом.

– Меня завораживает покой этого леса. В Париже всегда и везде шумно. – Сегодня даже голос ее стал другим.

– Где ты жила?

– За Королевским дворцом, на небольшой улочке.

– Безопасное было место?

– Не всегда. Я оставляла специальные штуки, чтобы всегда знать, заходил ко мне кто-то или нет. Например, дорожную пыль у порога, листок дерева или волос на дверной ручке.

– Ты привыкла быть осторожной.

– Да, всегда. – Она говорила спокойно и ровно, не желая подчеркивать свои таланты.

– С тяжестью проклятия непросто жить.

– А еще сложнее, когда английские шпионы работают в самом центре Парижа.

Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Саммер не выдержал и потупился.

– Ты долго жила с Гаем Бернаром?

– Год.

– И вы легко расстались?

– А как ты думаешь?

Он выглядел взъерошенным и полусонным, рубашка помялась, но запах тела оставался прежним – волнующим.

– Я думаю, что такие, как Гай Бернар, не отдают просто так то, что считают своим.

Селеста перевела дыхание.

– Как тебе это удается? Увидеть самую суть, то важное, что большинство упускает?

– Меня учили замечать детали. Край синяка на груди, его взгляд на тебя в темнице. Ярость, смешанная со страхом, в твоем голосе, когда ты говоришь о нем. Как вы познакомились?

– По воле случая. Мне тогда было непросто. Папа только что убили, и я…

– Джеймс Макферсон обмолвился, что тебя тогда схватили французы…

Селеста нахмурилась, к горлу подступила желчь, от горечи казалось, что ее сейчас вырвет.

– Знаешь, я ни с кем не говорила о своей жизни. Только сейчас, с тобой. Только в эти минуты. Сегодня и больше никогда.

Внезапно ей захотелось ударить его, чтобы все объяснить и не тратить силы на слова. Но Саммер, будто угадав, встал и потянулся. Мышцы на спине зашевелились. Он был сильным, цельным, с неповрежденной душой.

– Мужчинам на войне проще, потому что они могут ударить в ответ, – произнесла Селеста и удивилась собственному признанию.

– В отличие от женщин? – Голос стал резким.

Она заставила себя промолчать, опустила голову и спрятала гнев под кротостью.

– Иногда это помогает.