Еще один мой шаг вперед, ее – назад. Дальше некуда. Кровать упирается ей в ноги. Девчонка закономерно падает на пружинистое ложе, стоит мне склониться над ней. И тогда не оставляю ее в покое. Склоняюсь еще ниже к ней, упираясь одним коленом о край матраса, а сомкнутой в кулак рукой рядом с ее лицом. Так и замираю, несколько секунд разглядывая открытое моему взору алое кружевное белье.
– Ты сама себе противоречишь, дочь прокурора, – возвращаю внимание к голубым глазам, в которых сверкает праведное негодование, и не отказываю себе в удовольствии провести сгибом пальцев по краю узорчатого белья. – Если не вспоминаешь, откуда столько тошнотворных деталей в твоей хорошенькой головке тогда берется?
Девичье дыхание срывается, хотя она очень старается не поддаваться пробуждающемуся влечению. Но не возмущению. Оно из нее выплескивается почти физически ощутимой волной.
– Да на нее один раз достаточно посмотреть, чтобы они возникли! Какая вообще нормальная женщина будет красить волосы в зеленый цвет и раздеваться для предсвадебной фотосессии?!
Сперва говорит, потом, чертыхаясь, затыкается. Я не заставляю ее продолжать. Мои пальцы, что касаются края белья, смещаются ниже, задевая упругий животик, а затем еще ниже, поддевая пуговицу джинс. А ответ всплывает сам собой.
– Это не она. Не сама. Брат ей отомстил так. Подлил зеленку в шампунь. За то, что она его новый джип пакостными словечками расписала, – вырывается из меня, вместе с воспоминанием давнего прошлого.
Бл*дь!
Утыкаюсь лбом в ее лоб. Заново глубоко вдыхаю, собирая всю свою выдержку. Медлю еще секунду. Только потом нахожу в себе силы перестать давить на нее. Откатываюсь на спину, уставившись в потолок. И на самого давит. Возможно, гораздо сильнее, чем рассчитываю или могу игнорировать. Повисшую тишину нарушает шевеление Таи, которая, чуть помедлив, сама забирается на меня.
– Расскажешь? – просит тихонько.
– Зачем? – перевожу взгляд с потолка на полураздетую девушку на мне, в чьих глазах полно сожаления и участия – всего того, от чего меня самого тошнит. – Чтобы ты меня потом пожалела? А потом утешила благотворительным сексом? – заставляю себя усмехнуться, вернув безразличный вид.
За ним хорошо прячется все ненужное. Всегда так было.
– Боже, какой же ты все-таки невыносимый тип, – вздыхает она, собираясь слезть с меня обратно на кровать.
Подумать об этом не успеваю, а руки сами собой смыкаются на девичьих бедрах, удерживая в прежнем положении. И да, мать его, про благотворительный секс я не просто так упоминаю, ибо возникший стояк упирается аккурат между ее ног.
– Ты знала, с кем связываешься, – выдыхаю тяжело. – И если честно, я не совсем понимаю, с чего бы вдруг такие перемены. Поначалу ты вроде как все поняла и приняла, – прищуриваюсь, разглядывая ее по-новой. – Устала притворяться? – предполагаю.
– Ага. Устала, – впивается ноготками в мои запястья, в очередной попытке слезть с меня. – Быть бессловесным приложением к тебе, пока ты ночами по всяким клубам шастаешь в сопровождении десятка шлюх, – опять дергается в сторону.
И опять я ей не позволяю.
– Звучит, как ревность, – отзываюсь задумчиво.
Реально задумываюсь. О степени возможно живущего в ней обозначенного мной чувства. Все мы, так или иначе, собственники. Если не пресловутую любовь, так гордость и самолюбие задевает.
– Да вот еще! – излишне ярко реагирует Тая на мое заявление, тем самым подтверждая мои догадки. – Ревнуют любимых, а ты в эту категорию не входишь! И вообще… Если твоими словами, ты тогда тоже, получается, меня ревнуешь? – прищуривается.
Усмехаюсь.
– Разве я тебе не объяснил свою точку зрения насчет того очкарика? – припоминаю ветеринара и произошедшее с ним. – Как и сказал тебе недавно, если тебе что-то мешает, просто избавься от этого. Станет гораздо проще, – припоминаю и свои слова. – К примеру, если тебя так заботит тема возможных шлюх, могла бы просто позвонить и спросить, где я и с кем. А если так припекает, прийти и удостовериться, я тебе не запрещал. И хотя да, шлюхи там были, они не мои. Тех, с кем я встречался. Иногда так случается, что собеседников особо выбирать не приходится.
Не то чтобы я ей в самом деле позволил присутствовать при разговоре, но дождаться окончания, в поле зрения – вполне.
– Да? Значит, мне можно будет присутствовать на всех твоих последующих сделках? Договорились! – улыбается победно, пусть и немного мрачно. – И с очкариком тем у меня между прочим и в мыслях не было что-то затевать, – добавляет язвительно. – А ты набросился на него, как ненормальный ревнивый Отелло! Так что нечего меня обвинять в том, в чем сам грешен!
Ненормальный – тут не спорю. Слишком часто меня поглощает ярость, такая уж у нас семейная черта, плюс поганый характер. Хотя получил очкарик не из-за моей вероятной ревности, скорее для того, чтобы чуял границы дозволенного.
Но и хрен с ним…
Если не догоняет, не вижу смысла повторять дважды.
– И кто кому сейчас угрожает? – бросаю с очередной насмешкой.
– С кем поведешься, – философским тоном отвечает девушка.