Невыносимый

– Я тоже впечатлена, – не скрываю своего удивления. – Никогда бы не подумала. Она ведь ни разу за два года не показала, что все знает.

Не знаю, что еще я чувствую по этому поводу. С одной стороны, мне неприятно, что близкий человек устроил мне такую подставу, с другой – я, наверное, все же благодарна. Хотя услуга из разряда медвежьих. И это хорошо, что я уже в курсе о помощи отца, а то бы точно зависла с такими открытиями на весь вечер и ночь.

– Я же говорю: ее стоит опасаться, – хмыкает на это мужчина и тянет за собой, после чего помогает устроиться на стуле.

Ниоткуда взявшийся официант тут же приносит и разливает по бокалам напитки. Мне – минералку, мужу – вино. После чего уходит, но только за тем, чтобы вернуться с праздничными блюдами.

– И не говори, – поддерживаю его, откладывая письмо на край стола. – Ты теперь вообще мне не кажешься опасным человеком, – прячу улыбку за бокалом с водой.

– Я себе опасным тоже не кажусь, – отзывается невозмутимо Игнат. – На меня просто наговаривают… – добавляет с лукавой насмешкой.

– Ты прав. Ты не опасный, ты просто суровый, – салютую ему напитком. – Самый суровый мужчина из всех, с кем мне доводилось когда-либо общаться.

– Самый суровый мужчина из всех, с кем тебе доводилось когда-либо общаться – твой отец, – и на этот раз переводит стрелки от себя в другом направлении.

– Ты себя недооцениваешь, – вновь не соглашаюсь с ним. – Но так и быть, не хочешь быть самым суровым, будешь самым добрым!

– А еще милым, нежным, заботливым и… хм…

– И скромным, – уже откровенно смеюсь.

– И любимым – ты это хотела сказать, – важным тоном поправляет он меня.

– Да ты у меня вообще вне конкуренции, – киваю согласно.

Он тоже кивает, сохраняя важный вид. Но надолго его не хватает. По губам скользит свойственная ему ухмылка. Еще спустя несколько секунд я оказываюсь у него на коленях, после чего не менее заботливо и обходительно меня принимаются кормить. Дальнейший вечер проходит под девизом нежности и длится до самой полуночи, после чего мы возвращаемся в отель и настает моя очередь раздавать подарки.

– Что это? – удивляется Игнат, принимая свой презент.

– Подарок, – обозначаю ровным тоном. – Раз уж я сожгла тот твой журнал, то решила заменить его другим. Ну, чтоб тебе снова было на что молиться.

На кого…

Глянцевые страницы формата А4 украшены моими откровенными фотографиями. Каждая в большей или меньшей степени. Есть такие, где я абсолютно обнажена, а стратегически важные места скрывает только тень.

На эту сессию меня развели Инна с Юлькой во время очередной семейной встречи, пока мужики парились в бане. Надо сказать, итог и меня саму впечатлил. Если на всех кадрах я обычно выгляжу подростком, то здесь не все так плохо. Даже наоборот. Вот и Игнат… впечатляется. До такой степени, что пальцы хрустят, когда он сжимает их в кулак.

– Кто снимал?

– Девушка, – успокаиваю его со смешком. – Перед мужиком я бы никогда не решилась раздеться, да еще полностью.

Он одаривает меня недоверчивым сканирующим взором, но все же принимается разглядывать фотографии. Перебирает каждую, пока не натыкается на последнее, отдельное фото. Совсем маленькое. Но для меня самое дорогое из всех собранных здесь. Надеюсь, для него оно тоже таким станет.

Так и есть…

Игнат смотрит на него дольше всех, но хоть лице и царит обычное безразличие, сорванное дыхание с головой выдает его волнение. А на скрининге без малого двенадцать недель. Специально молчала, хотела видеть его настоящую реакцию.

– Ты ходила на обследование без меня? – выгибает бровь.

И вот вроде ожидаю, что он расстроится, но все равно не по себе становится.

– У тебя на тот день намечались важные переговоры с японцами в твоей основной компании, я решила не мешать. Подумала, впереди еще два УЗИ, и малыш подрастет, можно будет куда лучше его разглядеть, а с японцами все сложно было, сам говорил, – оправдываюсь виноватым тоном.

– То есть пол ребенка еще не определили? – уточняет Игнат вкрадчиво, откладывая мой презент в сторону.

Надвигается на меня.

– Срок для этого еще слишком маленький. Вот в двадцать недель можно будет узнать точно. Поэтому я даже не спрашивала.

О том, что мне сообщили пол ребенка без спроса, не говорю. Как и о том, что это девочка, как он хотел. Пусть потом сюрпризом будет. По рождению.

– В двадцать, значит? – переспрашивает.

Мой муж не был бы собой, если бы поверил мне вот так просто, с двух предложений. Сперва недоверчиво разглядывает, затем тянется еще ближе, поддевает сгибом указательного пальца подбородок и ласково проводит большим по скуле.

– Хорошо, в двадцать, так в двадцать, – добавляет, не дожидаясь моей реакции, выдерживает небольшую паузу, все еще вглядываясь в мои глаза. – И фотографа этого, который тебе такие чудные фоточки сделал, мне потом покажешь, – заканчивает ворчливо, вызывая улыбку у меня, притягивает к себе вплотную, а моих губ касается невесомый поцелуй. – Спасибо. Мне понравилось, – шепчет уже тихо-тихо. – За все спасибо, драгоценная моя…

И тебе, невыносимый мой, и тебе…