Невыносимый

Тот заметно веселеет. А в скором времени мы покидаем дом, усаживаясь в машину. Поскольку едем в одно место, то водитель не нужен, сопровождение выезжает следом. На этот раз дочь прокурора даже не ютится на заднем сиденье, располагается рядом, после того, как надежно пристегивает сына в детском кресле. Правда, недолго длится ее беззаботное состояние. Едва мы прибываем в офис, а я заявляю:

– Макс останется со мной. На весь день, – крепче перехватываю его за руку.

Девушка тут же останавливается, попеременно глядя то на меня, то на Максима.

– На весь день? – уточняет растерянно.

– У тебя много работы, на которой ты должна сосредоточиться. Вряд ли у тебя будет достаточно свободного времени, чтобы ты могла постоянно отвлекаться, – отзываюсь я.

– Так и у тебя много работы, разве нет? А если что-то случится? Ты вообще сидел раньше с маленькими детьми? – хмурится она.

– Он не младенец. И мы на одном этаже.

– Да, но… я не уверена, что это хорошая идея.

Мое терпение заканчивается. Да и сотрудников в прежде пустующем фойе становится больше, поэтому едва сдерживаю себя в границах вежливости.

Не уверена она, мать ее!

– То есть, создать целый холдинг у меня мозгов и сил хватило, а чтобы за четырехлеткой присмотреть, сноровки не хватит? – вопросительно выгибаю бровь.

– Да причем здесь это?! – возмущается девушка.

Отворачивается. Ладошки в кулаки сжимает. Смотрит на нас с притихшим Максом теперь в зеркало фойе. Последний и спасает ситуацию.

– Мама, – берет ее за руку. – Я буду себя очень хорошо вести, честное слово, – говорит негромко просящим тоном. – И не буду рисовать на важных документах. Правда-правда. Но можно мне с папой? Я очень хочу пойти с ним.

Тая прикрывает глаза на мгновение и согласно кивает.

– Конечно, можно, – сдается. – Прости, – говорит уже для меня. – Я просто переживаю, потому и отреагировала так. Совсем не имела в виду ничего такого, о чем ты подумал. Но обед мой! – добавляет упрямо.

– Лады, – киваю коротко.

Приезжает лифт, и вскоре мы расходимся, а я веду ребенка за собой, в свой кабинет, где по пути нам попадается моя помощница. Она смотрит на нас до того долго и пристально, что я просто не могу пройти мимо, как обычно, не заметив её присутствие.

– Знакомься, Макс, это Агата, – говорю ребенку.

Девушка несколько секунд задумчиво пялится на мое плечо, или где-то в том районе, и не сразу, но переводит внимание к тому, о ком я сказал. И чего она… Зато теперь вспоминаю про оставленное мне его матерью напоминание в виде отметины на шее.

– Привет, – улыбается тепло и ласково моя помощница, склонившись над Максом, протянув тому ладонь.

Тот не спешит отвечать на рукопожатие. Еще и свободную руку прячет себе за спину, прижимаясь ко мне ближе.

– Здравствуйте, – произносит, насупившись.

Хм…

– Она тебе не нравится? – интересуюсь прямо, едва мы все-таки заходим в кабинет, а дверь за нами закрывается.

Пальто я скидываю, оставляю на специальной вешалке.

– А тебе? – доносится в ответ с пыхтением, пока Макс тоже начинает самостоятельно раздеваться.

Помогать ему не спешу. Удивленно приподнимаю бровь, складывая руки на груди, наблюдая за его стараниями.

– Если бы она меня не устраивала, то не работала бы здесь, – отпускаю вполне закономерным замечанием.

Сын перестает бороться с молниями на комбинезоне и смотрит на меня теперь исподлобья.

– Мама лучше! – заявляет упрямо, поджимая губы. – И красивей! – добавляет через секундную паузу.

– Я не спорю, – говорю, как есть, присаживаясь перед ним на корточки, и все-таки помогаю с тем, чтобы избавиться от верхней одежды. – Но с чего бы тебе мне об этом напоминать?

И сам все прекрасно понимаю, детская ревность – она такая, но интересно послушать его версию. А он…

– И ты не будешь писать в эту Агату? – хоть и вопрос, но больше похожий на приказ.

Ну, как тут не рассмеяться?

Вот и я не удерживаюсь.

– А не маловат ты, такие вопросы задавать? – треплю его по темной макушке, после того, как снимаю шапку.

– Нет. Я уже большой! Мне почти пять лет!

Одариваю его скептическом взором. Показательно так.

– Не теми ты вопросами мучаешься, парень, – качаю головой в отрицании. – Лучше подумай о том, что мы твоей такой «красивой» и «лучшей» маме на Восьмое марта подарим. Учти, пироги я стряпать не умею. Да и ты – тоже вряд ли, – делаю вид, что тоже призадумался.

Мальчишка думает совсем недолго и вскоре в синих глазах загорается предвкушение.

– Братика! – выдает радостно, расплываясь в широкой и счастливой улыбке. – То есть мне братика, а маме нового сына!

– А говорил, что большой, – вздыхаю театрально устало, убирая верхнюю одежду сына туда же, куда и свое пальто, а продолжать не спешу, сперва усаживаюсь в рабочее кресло. – За такой короткий срок мы однозначно не успеем, – заканчиваю.

Очень стараюсь снова не рассмеяться. Дается довольно сложно. Но я изо всех сил изображаю серьезность, сцепив пальцы в замок, опираясь локтями в стол.

– Почему? Там же только разочек пописать! А я очень хочу братика, – подходит ко мне ближе и складывает ладошки вместе. – Ну, пожалуйста, папочка.

Вот тут все мое веселье точно заканчивается.