- Я выиграла четыре желания. Пока. Да, помню, «в пределах разумного». Неужели ты не хочешь отыграться?
- С жуликами не играю, - буркнул недовольно Генрих.
- Гордость задета, понятно, - кивнула Ира. – Ну, чтобы не было недопонимания, в следующий раз уточняй, сколько желаний ты хочешь проиграть.
Генрих рыкнул, подорвался из своего кресла и буквально сбежал из спальни.
«Трус, - фыркнула про себя Ира. – Ну ничего. Четыре желания у меня есть. Пока. А потом еще спою».
Утром она уточнила у свекрови:
- Как у вас относятся к настольным играм? Женщинам это можно? Или надо сидеть у окна и выть на луну?
После объяснения, что же именно подразумевалось под настольными играми, свекровь мягко улыбнулась:
- Думаю, именно это можно. Я позову Валери, мы подключим нужных умельцев, и вскоре все будет готово.
Шашки и правда были готовы уже через день. С шахматами возились дольше. Домино у женщин понимания не нашло. Других настольных игр Ира не знала. В самом деле, не рисовать же детские «бродилки».
***
- До-ми-но, - произнес по слогам Генрих, небрежно вертя в руках пару костяшек с небольшими отверстиями. – До. Ми. Но.
- Сын, ты в порядке? – насмешливо уточнил отец, с интересом разглядывавший остальные костяшки, лежавшие стопкой на небольшом журнальном столике в гостиной.
- Меня сегодня Ирвинг в них обыграл. Дважды. Меня. Пап, куда катится этот мир? – притворно насупился Генрих.
Отец, как и ожидалось, расхохотался.
- Судя по всему, ты уже слышал последнюю новость и смирился с ней.
- Имеешь в виду магазин с играми под руководством моей дражайшей супруги? Как она там сказала? Да, точно. «Под крышей». «Крышует» она. И деньги получает.
- Шестой месяц.
- Знаю, пап. Я боюсь даже представить себе, какие идеи у нее появятся перед родами и после рождения ребенка.
- Зато она больше не поет.
- Угу. С Валери и Ирвингом или в школе торчит, или дома новые игры изобретает. И художников третирует. То ветку не так нарисовал, то дорожка кривая.
Отец приобнял Генриха за плечи:
- Считай, что ты нашел, чем ее занять на время кормления грудью. Полгода после родов точно спокойно пройдут.
Генрих трагически вздохнул:
- Вот только это меня и останавливает. Послезавтра ее день рождения. Ее родители тут появятся.
- Прислали вестника?
- Да. Личного.
Генрих вспомнил выражение лица Луизы, когда изящная темно-синяя бабочка, появившись из пустоты, села перед ней на стол.
- Не знаю, чего она больше испугалась: вестника или появления родителей.
- Прям испугалась?
- Угу. Побелеть не побелела, но руки задрожали. Придется устраивать торжественный обед. Это, кстати, ее слова, не мои. Знаешь, в ее бывшем мире очень емкие и хлесткие выражения.
- Ругалась?
- Еще как. Я так понял, отца она до сих пор не простила.
- Придется. Тем более, ей надо будет прожить там месяц-полтора, когда ребенок немного подрастет, чтобы совладать со своей второй сущностью и научиться наконец-то летать.
Генрих хмыкнул:
- Хорошо, тебя не было рядом, когда ей об этом сказали. Ты не понял бы тех витиеватых выражений, которыми она осыпала и драконов, и их столицу, и местных богов заодно.
Отец, откинув голову, расхохотался. Генрих кисло улыбнулся. Ему смешно не было.
***
- Кошку, - капризно надула губы Ира. – Я хочу кошку.
В ответ – крепкое словечко на незнакомом языке.
- Я тайгер!
- И что? А я – дракон. Что ж теперь, не жить, что ли? Ты мне должен желания, не забыл? Отыгрывать их ты не хочешь, сами они не исполняются.
- Завтра появятся твои родители.
- И? Они мне желания не должны.
- Шестой месяц, чтоб его…
- Угу. Мы, беременные, женщины капризные.
Генрих все-таки обернулся, правда, предварительно обматерив Иру то ли по-тролльи, то ли по-гномьи.
Нечто крупное, похожее на смесь льва и тигра, желтое, с оранжевыми полосками и кисточкой на хвосте, смотрело на Иру с обреченностью во взгляде, как на мучителя. Нет, конечно, если бы не завтрашнее необходимое празднество с присутствием родителей, Ира, может, и прониклась бы. Но не сейчас точно. Ей хотелось мягкости, нежности, тепла… В общем, кошку ей хотелось.
Охотно запустив пальцы в длинную густую шерсть, Ира почувствовала кайф. Да, муж, да, оборотень, да, часто бывает заразой. Но какая же чудная из него кошка! Ира начала поглаживать свою временную питомицу по шерсти, жалея, что не услышит мурчания. Как же, гордость тайгера! Ни в коем случае нельзя демонстрировать, что поглаживания доставляют удовольствие!
Ира мысленно фыркнула и сместила пальцы со спины за ухо.
Выдержал Генрих не больше минуты, затем перекинулся и с рыком «Женщина!» требовательно впился губами в губы Иры.
Довольная полученным результатом, она с жаром ответила на поцелуй. Тайгер он, угу. Кошак обыкновенный, возбуждающийся от почесываний за ушком.