Нет ничего невозможного. Путь к вершине

Я сказал Эмели, чтобы она начинала спускаться, а я посмотрю, где в ходе следующей попытки нам лучше пересечь желтую линию. Это участок камня протяженностью примерно пятьдесят метров, с приличным уклоном, который отличается желтоватым цветом и есть на каждой горе в Гималаях на высоте между семью тысячами восемьюстами и восемью тысячами двумястами метрами. Я поднялся на десяток метров, чтобы получше рассмотреть эту линию; поглядев на нее так и эдак, и обернулся, чтобы убедиться, что Эмели спускается без проблем. Мамочки! У меня остановилось сердце, а слова замерли в горле, когда я увидел, что она лежит затылком вверх и на полной скорости скользит по снегу на животе. Она неконтролируемо падала по твердому снегу, по уклону в сорок градусов, который вел в… Наверное, лучше не думать о том, куда он привел бы, если бы падение не удалось остановить. Как только ко мне вернулся голос, я заорал и стал спускаться быстро, как только мог, идя по следам, оставленным в снегу ее ледорубами в попытках уцепиться. Я добрался до точки, где Эмели потеряла первый ледоруб. «Остановись, остановись, пожалуйста!» Я не дышал, мое сердце не перекачивало кровь. Наконец метров на сто ниже ей удалось затормозить падение с помощью второго ледоруба. Когда я добрался до Эмели, мое сердце вновь забилось, на этот раз бешено, ускоренно. Я обнял ее. Эмели дышала усиленно, но без паники[61].

— Хотела побыстрее спуститься, да? — Я попытался избежать драматизма, и она улыбнулась.

На следующий день она сказала, что хочет попробовать еще раз, и через два дня мы предприняли вторую попытку дойти до вершины. Было очень холодно, ночью поднялся ураганный ветер, и нам пришлось забиться в расщелину на высоте семи тысяч двухсот метров, чтобы дождаться рассвета и исчезновения резких порывов ветра. Когда вышло солнце, температура нормализовалась, но мы увидели, что с севера надвигаются черные тучи. Мы вновь дошли до желтой линии, Эмели решила спуститься, а я пробыл наверху еще несколько часов. Между снегопадом и туманом вершину мне найти не удалось.

Все, что произошло в ту неделю, заставило меня вспомнить о важности неудачи, любых неудач. Мы — всего лишь незначимые, хрупкие существа, и это то, что очень важно постоянно осознавать. В первую очередь тогда, когда мы привыкли к успеху, слишком уверены в себе и думаем, что непобедимы, что можем выигрывать всегда и везде. На соревнованиях такое высокомерие не мешает, но в горах оно может привести к слезам наших близких людей.

Думаю, все это в какой-то степени привело к тому, что в попытке покорить Эверест я не хотел идти хоть на какой-нибудь риск и теперь, поднимаясь по северо-восточному склону, я не получаю удовольствия. Восхождение из Ронгбука одним махом, без какой-либо помощи, — уже само по себе большая задача, потому что я никогда не поднимался на такую высоту и не знаю, как отреагирует тело.

Сегодняшний мир масс-медиа делает многие вещи банальными; мы стали думать, что ценность имеет только победа, а поражение — признак слабости. Это толкает нас к выбору: понизить уровень того, чем мы занимаемся, чтобы увеличить вероятность победы, или принять поражение вместе с критикой, запастись терпением и упрямством, чтобы из года в год пытаться дальше, пока, возможно, мы не добьемся цели, о которой мечтали. Ясно одно: поражения не помогают продавать. Ни газеты, ни радио, ни телевидение, ни цифровые платформы не рассказывают о попытках. Люди хотят только одного — чтобы им рассказывали о победах, потому что их совершают герои, которые, несмотря на трудности, храбро и упорно добиваются того, что взбрело им в голову. Никто не восхищается проигравшими. Спонсорам важно заполучить нового спортсмена-звезду, чтобы шумно представить его публике, альпинисты стремятся подняться на самую высокую или сложную вершину, чтобы заработать деньги, необходимые для следующей экспедиции. Если альпинист не хочет браться за более простые проекты, чтобы обеспечить себе нужную долю побед, то линия, отделяющая его от смертельного риска, становится все тоньше. Бенуа Шаму[62], Жан-Кристоф Лафай[63], тот же Ули Штек… Мы никогда не узнаем, почему они пошли на последний риск и действительно ли социальное, связанное с медиа или деньгами давление заставило человека сказать себе: «Давай, давай, ты много раз пытался и не удавалось, но в этот раз все получится», и вот уже ты сам закрываешь глаза, пусть хотя бы на миг, не видя, с чем играешь. С собственной жизнью. Очень важно избавиться от этого давления — внешнего или внутреннего — и принять тот факт, что в альпинизме победа и поражение не являются бинарными, как в других видах спорта. Нужно иметь терпение и пытаться год за годом, зная, что не меньше половины попыток не дадут желаемого результата.