Нет, не призраки!

Разглядев дверь, обшитую дерматином, Спиридонов догадался, что перед ним офицерский блиндаж. Осторожно взялся за ручку, приоткрыл дверь. Темный ход вел глубоко в землю. «Тем лучше!» — Николай наклонил канистру. Из ее горловины полилась жидкость. В нос ударил резкий запах. Пустую канистру разведчик тихонько поставил на ступеньки и чиркнул спичкой. Из блиндажа, словно из пасти сказочного чудовища, вырвалась вихрастая грива пламени. Спиридонов быстро закрыл дверь. Мертвую ночную тишину разбудил надрывный крик Сорокина:

— Alarm! Russische Soldaten sind da![13]

В этом вопле было столько настоящего, жуткого страха, что Добриченко на противоположном склоне высоты вздрогнул. Лейтенант сложил ладони лодочкой, изо всей силы повторил сорокинскую фразу и прыгнул в окоп. От главной траншеи в разные стороны шли разветвления, и лейтенант некоторое время колебался, по какому из них двигаться.

В нескольких шагах на потемневшей от времени облицовке Павел заметил небольшую дощатую дверь, приоткрыл ее. От порога круто спускались деревянные ступеньки. Снизу пробивалось мерцание каганца — спиртовки. Теперь Добриченко понял, почему наша артиллерия не смогла подавить огневые точки на высоте: блиндажи и укрытия прятались в земле метров на пять. Такой толстый мерзлый слой грунта не пробьет ни одни снаряд. Размахнувшись, Павел метнул гранату в полутемный блиндаж и крикнул: «Russische Soldaten sind da!» Ему отозвались Сорокин и Бояринов.

Высота Кашалот ожила. Сначала раздались глухие подземные взрывы гранат. Потом на участке Спиридонова застрекотал автомат. Его заглушила длинная пулеметная очередь. Сквозь пулеметную дробь изредка прорывались пистолетные выстрелы. Затрещало еще несколько автоматов. Над высотой протянулись в разные стороны цветные пунктиры трассирующих пуль. Где-то вдали зачастили минометы.

Очумевшие от страха гитлеровцы выбегали из блиндажей полураздетые, без шинелей, без шапок. Одни падали сразу возле входа, другие, петляя по траншее, стреляли наугад.

— Wo ist der Oberst? Wo…[14]

Чья-то пуля прервала вопросы гнусавого офицера.

Добриченко мучила совесть: вместо того чтобы руководить боем, он действовал, как рядовой… Надо было немедленно наладить связь с отделением Спиридонова. Лейтенант пошел по ходу сообщения и натолкнулся на трех гитлеровцев. Едва успел трижды нажать на спусковой крючок пистолета, как сразу же почувствовал острую боль в затылке. Быстро обернулся и увидел чужое заостренное лицо. Из последних сил лейтенант ударил гитлеровца ножом и вместе с ним упал на дно траншеи. В небе покачнулись тусклые звезды…

Всю ночь продолжалась ожесточенная схватка. Когда на востоке чуть забрезжил рассвет, разноголосица боя постепенно утихла. Высота стала нашей. В окровавленной одежде, с черными подтеками на лицах, разведчики долго искали лейтенанта.

В дальнем ходе сообщения, что напоминал большую крестовину, кучей лежали трупы фашистов. Около нее разведчики нашли своего командира. Из-под слипшихся волос Добриченко сочилась темная струйка крови. Левая рука лейтенанта сжимала финский нож, загнанный по самую рукоятку в синюю шею вражеского унтер-офицера. Добриченко дышал. Его осторожно перенесли в офицерский блиндаж, положили навзничь на расстеленную кровать.

Сорокин промыл лейтенанту рану шнапсом, сделал перевязку. Добриченко заворочался, поднял голову.

— Где мы? — в его голосе послышалась злость.

— На высоте, старшой! Фрицы драпанули, — успокоил командира Спиридонов.

— Так чего же ты стоишь?! Просигналь нашим!

Из блиндажа Спиридонов выбежал навстречу первым лучам восходящего солнца. В одной руке он держал трофейный автомат, а другой возбужденно размахивал над головой грязной немецкой шинелью.

С тех пор высота за Одером на всех дивизионных картах именовалась высотой Спиридонова.

В ЛЕСУ ПОД ТЕРЕЗИЕНБЕРГОМ

Внимательные, цепкие глаза Вилли Гальдена следили за каждым движением подполковника Баккера, начальника спецотдела 4-й армии. Генералу было известно, что Баккер поддерживает связь со службой безопасности, возможно, даже докладывает чиновникам из гиммлеровского ведомства о действиях и высказываниях своего командира. При первой же возможности Гальден охотно бы избавился от этого сыщика, но даже малейшего повода до сих пор не представлялось: такого пройдоху и в ступке пестиком не ударишь…

Неприязнь неприязнью, а дело надо делать…