Нет, не призраки!

В 22.00 на участке, который занимал батальон капитана Матвеева, тридцать дивизионных разведчиков в белых маскировочных халатах выползли из окопов. Сначала Матвеев различал на снегу движущиеся фигуры, но потом все слилось в сплошное белое полотно.

Добриченко полз в хвосте своей группы. В плане, подсказанном Спиридоновым, было много авантюрного, неосуществимого, и это беспокоило ротного. В том, что гитлеровские часовые будут сняты без единого звука, он не сомневался. Без особых трудов проворные и сообразительные разведчики овладеют двумя блиндажами на противоположных склонах высотки. А вот дальнейший успех операции зависел от многих, возможно, совсем не предвиденных обстоятельств, даже случайностей. «Удастся ли нам, — размышлял Павел, — с помощью внезапной паники толкнуть фашистов на взаимоуничтожение, а потом на бегство? Правда, у фрицев напряжены нервы, их мучает обреченность смертников. Да и ночью все кошки серые…»

Над высотой вспыхнули ракеты. Разведчики замерли. В холодном сиянии они казались продолговатыми холмиками снега. Когда ракеты угасли, снежные кучи зашевелились. Наблюдательный Добриченко заметил, что разведчики волнуются: один прижимает лоб к снегу, другой — пылающие щеки, третий — ладони, порезанные ледяной коркой… Волнение передалось и лейтенанту. Из головы не выходили тревожные мысли: «Гитлеровцы, наверное, хорошо знают один другого в лицо. А вдруг разгадают они, несмотря на суматоху, секрет белых квадратов? Не сорвется ли замысел по чьей-то, возможно, незначительной оплошности, мелкому упущению? Ведь действовать придется в необычной обстановке — среди врагов, в темноте».

Над передним краем вновь повисла немецкая ракета.

Павел, припав к снегу, старался отогнать навязчивые мысли, но чем ближе становились вражеские окопы, тем сильнее одолевали его сомнения. «Что лучше: отсидеться во время перепалки в блиндажах и ждать, пока немцы исколошматят друг друга, или активно действовать среди врагов, разжигая панику? Если гитлеровцы поймут, в чем тут дело, тогда удобнее и надежнее обороняться в блиндажах. По крайней мере, можно дороже отдать жизнь. Если самим ввязаться в свалку, потери неминуемы. Зато можно вернее и быстрее достичь своей цели».

С такими размышлениями Добриченко опередил группу и пополз к немецким окопам боевого охранения. Здесь он склонил голову к брустверу, прислушался. За взлобком не было слышно ни голосов, ни шорохов: окопы оказались безлюдными. Это сразу же насторожило лейтенанта. Неужели немцы так легкомысленно оставили свои посты без единого часового? Где они? Греются в блиндажах? Взмахом руки Добриченко приказал всей группе собраться в двух смежных ячейках. Сохраняя полную тишину, разведчики сбросили белые маскировочные халаты, аккуратно сложили их, быстро осмотрели друг друга, словно хотели запомнить навсегда…

Лейтенант прикоснулся к плечу Гули, поднял указательный палец, затем согнул его и поднес к правому глазу: это был немой приказ снять часового и уточнить, где сейчас группа Спиридонова.

Казалось, что неповоротливый Гуля слишком долго всматривается в темноту, слишком долго молчит, не предпринимая никакого решения, нарочно не спеша прячет бинокль в футляр. Наконец сержант присел на корточки и показал в сторону высоты. Павел одобрительно кивнул головой. Гуля с Чуйковым достали из-за голенищ финки. Отдалилось и пропало в тиши шуршание шинелей.

От траншеи донесся едва слышный храп. Секундная стрелка, которая вроде застыла на часах, опять начала свой бег по кругу. Группа бесшумно подползла к вражеской траншее. Теперь начиналась самая ответственная, самая опасная часть задания.

…На противоположном склоне высоты Кашалот бойцы Спиридонова сняли часового и проникли в крайний блиндаж. Когда все было закончено, в смрадном полумраке остался только Сербиненко. Остальным разведчикам Спиридонов приказал забрать немецкие автоматы и по одному выходить.

— В траншее, — шепнул он, — расположимся возле входов в блиндажи. Как только Сорокин и Бояринов крикнут, забросаем блиндажи гранатами. Из засад откроем огонь по фашистам, которые будут выбегать наверх.

Цепочка разведчиков становилась все короче. И вот по траншее двигались только две темные фигуры — Спиридонов и Сорокин. Влево от окопчика, что выгибался к востоку, виднелся вдали пулемет. На замок склонилась голова в белом, как у повара, колпаке. Утомленный несколькими бессонными ночами, крепко храпел пулеметчик. Удар ручкой парабеллума пришелся по голове — храп прекратился. Сорокин перебросил отяжелевшее тело фрица через бруствер, а сам устроился за пулеметом. Спиридонов прихватил в пулеметном гнезде канистру с бензином и пошел дальше один.

Один излом траншеи. Другой…