Нет, не призраки!

— Герр офицер, я не боюсь смерти… Нас у родителей было трое. Старшего брата, Густава, казнили в берлинской тюрьме, Плетцензее… Средний погиб под Севастополем… Я — последний. Мать не переживет…

За годы войны Добриченко видел около двухсот «языков». Это были разные люди — нахальные и льстивые, смелые и трусливые, умные и глупые, циничные подлецы и одураченные работяги. Разговаривая с ними, лейтенант научился почти безошибочно отличать, где правда, а где ложь. В словах пленного была правда. Лейтенант знал, кого бросали в подземелье самой ужасной тюрьмы рейха… В руках Добриченко была судьба третьего сына фрау Шифф, и ротный колебался…

Наконец лейтенант поднял голову:

— Вы, Пауль Шифф, верно оцениваете только свое положение и совсем не считаетесь с нашим. Если бы в ваши когти попал кто-нибудь из нас? Что бы вы сделали?

Рука лейтенанта вывела на животе немца крест.

— Но вы же — советские! — «Язык» дважды повторил последнее слово, как будто сознавал, что сейчас только оно возымеет силу.

— Да, мы — советские! — с гордостью подтвердил лейтенант. — Мы предоставим вам, Пауль Шифф, возможность доказать, что вы не из подонков.

— Я буду жить? Герр офицер, вы говорите правду?

— Правду. — Добриченко повернулся к пленному спиной, давая попять, что разговор окончен. — Верни ему кляп, Сомов! И возьми шефство, ясно?

Лейтенант «погадал» на звездах, дал знак двигаться. Группа вытянулась в цепочку. Добриченко постоял немного, прислушиваясь к лесным звукам, и догнал Сорокина:

— Передай, чтоб шли вдоль узкоколейки…

За несколько метров от восточной опушки леса узкоколейка оборвалась. По-видимому, ее намеревались или продолжить, пли отремонтировать, потому что вокруг лежали шпалы, груды щебня, ржавые рельсы.

Между деревьями время от времени вспыхивали немецкие ракеты. За холмом лениво стучал крупнокалиберный пулемет.

Движением руки Добриченко остановил группу, внимательно посмотрел на «языка». Шифф, словно защищаясь от смерти, качнулся.

— Вы, кажется, не из пугливых, — насмешливо прошептал лейтенант по-немецки. — Сейчас вам развяжут руки. Делайте все, что прикажут. Это — фронт. Спасая вас, мы рискуем собственной жизнью…

Возвращаться из тыла врага всегда труднее, чем переходить линию фронта, отправляясь на боевое задание. Остался на сучке, пеньке или колючей проволоке кусочек материи от маскировочного костюма, кто-то не замаскировал окурок или по рассеянности бросил спичку на лесную просеку, оставил на влажной земле след сапога — и наблюдательный враг, который умеет хорошо ориентироваться и анализировать мелочи, легко поймет, что в тылу орудуют советские разведчики.

Тут же по радио передадут сигналы зондертревоги, и целые отряды станут прочесывать лес автоматными очередями, будут рваться с поводков овчарки, притаятся всюду «секреты» и засады, на переднем крае удвоят посты… Для разведгруппы, действия которой сковывает «язык» со свободными руками и ногами, опасность увеличивается втрое.

Короткими перебежками разведгруппа миновала кустарник, проползла открытую местность и замерла под пригорком. Добриченко и Сорокин поднялись на склон, поросший терновыми кустами. Отсюда уже близко к немецкой траншее. Из-за высотки взлетела ракета. Ослепляюще-холодпый фонарик повис над передним краем.

— Вот это номер! — Сорокин показал на проход, который так хорошо послужил разведчикам.

Возле проволочного заграждения ротный увидел четыре серо-зеленые фигуры. Трое фашистов лежали в воронке, четвертый устанавливал ручной пулемет. Наверное, вчера гитлеровцы заметили лаз под заграждением и устроили засаду. Разведгруппа попала в ловушку…

Сорокин заметил, как изменилось лицо лейтенанта: глаза сузились, стали совсем маленькими, морщины над переносицей углубились. Опершись подбородком на кулак, Добриченко неотрывно наблюдал за немцами.

— Беда, — вырвалось у Сорокина.

— Они ожидают наших с нейтральной, — спокойно заметил Добриченко. — А мы — у них в тылу. Сообразил?

— Но их четверо! Если не спят, только чудо…

— Возьми троих разведчиков и действуй, только без шума. Я буду наготове.

— Слушаюсь! — Сорокин скатился в долину.

Добриченко еще раз окинул взглядом траншею. Слева ударил трассирующими пулями пулемет. Его поддержал другой — с соседней высотки. Сократились интервалы между вспышками ракет. Неужели фашисты что-то заподозрили?

Секундная стрелка на часах завершила девятый круг. «Где же ребята? — забеспокоился ротный. — Каждая секунда дорога. Пора бы переползти им холм…»

Сзади тихо зашелестела трава. «Это Сомов «языка» переправляет поближе, — сообразил Добриченко. Правильно, пускай и немец осмыслит». Лейтенант посмотрел вправо, поднял руку.

Теперь все взгляды были прикованы к четырем фигурам, которые ползли по дну ложбины. «Слишком медленно— до утра не доползут…»

В зарослях конского щавеля голосисто застрекотал сверчок. Пулеметчик шевельнулся. Солдат стало восемь человек. Что за оказия?.. Нет, это просто устали глаза, двоится…

Рядом с гитлеровцами замерли четыре разведчика. Добриченко и Сомов затаили дыхание.