Нет

— Здравия желаю, — громко сказал старик, — моя фамилия Барковский, зовут Аполлон Игнатьевич. Вы улыбнулись, полковник? Прекрасно! В этом месте все люди с нормально развитым чувством юмора и находящиеся в трезвом уме непременно улыбаются. По профессии я костоправ. А коллега Эрих Леонтьевич Носенко, — старик глазами указал на плотного, спортивного облика человека, — специалист по насосам. Ну и еще один коллега — Кирилл Демьянович Филиппов — вампир и кровопийца, научно — гематолог.

Специалист «по насосам» хорошо, добродушно улыбнулся, показав ровный ряд неправдоподобно белых зубов, а постаревший мальчик съежился и почему-то отвел от Хабарова глаза.

Старик генерал сел на поданную Вартенесяном табуретку и, забрав в горсть свое некрасивое лицо, спросил:

— На что жалуетесь?

— Сначала разрешите доложить, на что я не жалуюсь.

— Как, не понял?

— …на что я не жалуюсь, — громко повторил Хабаров.

— Ну-ну, интересно. Валяйте!

— Я не жалуюсь на лечащего врача Клавдию Георгиевну Пажину, не жалуюсь на главного врача Сурена Тиграновича Вартенесяна, еще не жалуюсь на медсестру Тамару Ивановну Воронину и вообще не жалуюсь на больницу. Очень прошу передать инициаторам вашего, Аполлон Игнатьевич, беспокойства, что меня тут превосходно лечат…

— Понял. Хватит, — строго сказал Барковский. — Мы прилетели не с инспекторскими целями, а для того, чтобы обменяться мнениями с коллегами, вместе подумать и, по возможности, найти быстрейшие пути вашего возвращения в строй. Время, как известно, дороже денег, так что не будем его терять на дипломатические выкрутасы. Прошу отвечать по существу. Что беспокоит в данный момент?..

В палате консилиум продолжался минут двадцать и ужасно утомил Виктора Михайловича. Когда врачи его наконец оставили, Хабаров вытер лицо полотенцем и сказал Тамаре:

— А старик деловой.

— Удивляюсь, как такой дедушка согласился на вертолете лететь.

— Так ведь ради кого, Тамарочка?

— Опять хвастаете, Виктор Михайлович?

— Я хвастаю? Никогда! Торжествую! И имею основания, раз такие почтенные старички оказывают честь. Вот ты, ты бы ради меня не полетела на вертолете, а он полетел.

— Откуда и что вы про меня знаете?

— Я про тебя все знаю. Все, кроме одной вещи: почему такая симпатичная, умная и так далее двадцатитрехлетняя девица до сих пор не замужем?

— А за кого выходить? Кругом одни пьяницы да старики. Я бы, может, с удовольствием вышла, так нет за кого… А так, лишь бы выскочить и потом всю жизнь мучиться, уж лучше совсем не надо. — Тамара опустилась на табуретку, на которой только что сидел профессор Барковский, заглянула в лицо Виктора Михайловича и спросила: — А сами-то вы почему не женатые?

— Кто тебе сказал, что я холостой?

— Были бы женатые, небось жена-то давно уж приехала. Жена, а не мамаша.

— Тебе моя мама не нравится?

— Ну что вы! Такую маму дай бог каждому…

В этот момент дверь тихонько приоткрылась и в палату заглянул командир вертолета Агаянц, старинный хабаровский приятель.

— Миша! Привет, — крикнул Хабаров. Тамара вздрогнула и сорвалась с места.

— Это что за безобразие! Без разрешения, без халата! Вон отсюда! Сейчас же убирайтесь! — Она мгновенно выставила Агаянца в коридор.

— Не сердитесь, честное слово, я только передать. — И Агаянц протянул Тамаре большой сверток.

— Что это такое?

— Пюпитр для чтения и складные костыли совершенно особой конструкции, без веса! Рубцов просил вручить. Механик. Сам сделал. Специально для Виктора. Пожалуйста, возьмите.

— Костыли? — растягивая по слогам, сказала Тамара и неожиданно для самой себя расплакалась. — Ой, не скоро Виктору Михайловичу костыли понадобятся, хоть и особой конструкции, все равно не скоро…

Исчезнув вместе с Агаянцем за дверью, Тамара долго не возвращалась. И Хабаров постепенно отключился от незаконченного, оборвавшегося на полуслове разговора с ней. К тому же мелькнувшее и разом пропавшее лицо Мишки Агаянца отвлекло мысли совсем в другое направление.

Хабаров вдруг отчетливо представил полукруглую просторную летную комнату со стенами, обшитыми деревянными светлыми панелями, с огромным окном-эркером, явственно увидел низкие диваны, обтянутые шершавой темно-зеленой материей, и узкие столы на металлических трубчатых ножках, и корабль-бильярд, гордо возвышающийся посередине помещения.

Представил и затосковал.

Когда он вернется туда? К ребятам, к делу, ко всему, что до сих пор было самым главным в жизни…

Хабаров живо вообразил, как входит в летную комнату начлет. Грузный, заметно состарившийся в последние годы Кравцов появляется в застекленной двустворчатой двери, не спеша оглядывается и, будто нарочно растягивая слова, говорит:

— Наклевывается препаршивая работенка, мужики… Запуск двигателя в полете…

Как ни в чем не бывало, Збарский продолжает играть в шахматы. Бокун с некоторым усилием сдерживается и, тоже ничего не спрашивая, заканчивает намеливать кий…

Володин, ухмыльнувшись и кинув быстрый взгляд на окружающих, легко поднимается с дивана и, изображая на лице полную готовность хоть сию минуту отправиться в полет, спрашивает:

— Какие высоты запуска? Володина перебивает Углов: