Нет

— Не лезь, Петушок, поперед батьки в пекло. — И к начлету: — Сколько полетов в программе, Палыч, почем за штуку?

Кравцов не спешит с ответом, поводит из стороны в сторону головой, словно что-то высматривает и никак не может найти.

— Паршивая работенка, мужики… Мы тут посоветовались и решили… поручить это дело Хабарову… Пойдем, Виктор Михайлович, потолкуем…

Увидев летную комнату, Хабаров не может от нее оторваться. Мысленно он следует по длинному коридору, начинающемуся за двустворчатой остекленной дверью, в раздевалку. Тремя шеренгами стоят здесь голубые узкие шкафчики с летным обмундированием. Его шкаф — второй от двери. Кто-то давно уже приклеил на дверку морду улыбающегося тигра. Вырезали с обложки иллюстрированного журнала и так присобачили эмалитом — не оторвать! И вот уже лет пять тигр провожает Виктора Михайловича в каждый полет и встречает после каждого задания. Хабаров привык к тигру и иногда, конечно, когда никто не видит, подмигивает ему, прощаясь…

Едва слышно ступая, в палату возвращается Тамара.

— Пальчик приготовьте, Виктор Михайлович, сейчас кровь возьму.

— Опять? Скоро у меня крови на эти дурацкие анализы не останется.

— А что делать, раз нужно.

— Шуры-муры разводить, так с Мишкой Агаянцем, а кровь сосать — из меня! И чего вытолкала человека, чем он тебе помешал?

Не обращая внимания на «шуры-муры», Тамара привычно делает свое дело.

— Вот и все. Держите ватку, Виктор Михайлович.

— У тебя маникюрные ножницы есть, кривые? — спрашивает Хабаров.

— В палате нет, но, если надо, найду и принесу.

— Надо. Найди.

Тамара вновь исчезает и скоро возвращается с ножницами.

— Давайте подстригу.

— Нет. Я сам.

Виктор Михайлович берет у Тамары ножницы и, высоко подняв руки в локтях, смешно сощурившись, быстрыми, прыгающими движениями пальцев начинает что-то вырезать из листка бумаги: чик-чик-чик, и на тумбочку ложится веселый зайчишка, еще чик-чик-чик, и из-под кривых лезвий выскакивает длинная крадущаяся лиса. Потом Хабаров вырезает ослика, лошадку и сидящего на барабане задумчивого слона.

Тамара с нескрываемым удивлением смотрит на веселый зоопарк и говорит:

— А вы, оказывается, еще и художник! Вот не думала.

— Если человек в чем-нибудь талантлив, то он и вообще талантлив. Учти, Тамарочка. И не бегай за первым попавшимся красавчиком, даже если этот красавчик — сам Михаэль Агаянц, а люби меня, люби нежно и преданно.

— Виктор Михайлович, а рисовать вы тоже можете?

— Еще как! Кукрыниксы в компанию приглашали. Правда. Я не согласился.

— Почему?

— А куда мое Ха к их Ку, Кры и Ник-Сы присобачить? Тамара взяла в руки зайчишку и, поворачивая его туда-сюда, растроганно заулыбалась.

— Надо же, какой зверь!

— И вовсе не зверь, а зайчик. Его зовут Вова.

— Кого зовут Вова?

— Зайчика.

— А ее? — спросила Тамара, показывая пальцем на лисицу.

— Лисокрад — лиса крадущаяся.

— А его?

— Оська.

— А слона?

— Баламот Баламотович.

— Господи, да кто это напридумал?

— Кроме Лисокрада, все имена придумал Андрюшка. Он болел, и я вырезал ему целый цирк. А Лисокрада сочинили ленинградские дураки-артельщики. Выпустили пластмассовую игрушку и на пузе выштамповали «Лисокрад», а на другой — «Лисосид» — лиса сидящая.

— А сколько ему лет?

— Кому?

— Андрюше вашему?

— Пять с хвостиком, — сказал Виктор Михайлович и прикрыл глаза. Ему казалось, что лицо с прикрытыми глазами ничего не выражает — ни нежности, ни тоски, ни сдерживаемых воспоминаний…

Впрочем, Тамара не заметила его прикрытых глаз и спросила:

— Скажите, Виктор Михайлович, а вы можете лично мне что-нибудь вырезать? На память. Он ответил не сразу:

— Могу.

На этот раз Хабаров режет долго и неторопливо. И лицо его постоянно меняет выражение, делаясь то задумчивым, то насмешливым, то злым и, наконец, лукавым.

— Держи, — говорит Хабаров и подает Тамаре тигра, изготовившегося к прыжку. Тигр очень разный, так посмотришь — свирепый, чуть повернешь, глянешь сбоку — большая добродушная полосатая кошка, еще повернешь — насмешливая, хитрющая зверюга, и сразу видно — не настоящая, игрушечная.

— Спасибо, Виктор Михайлович. Я его дома к зеркалу приклею.

— А ковер с лебедями у тебя есть?

— Нет.

— Вот это хорошо. Раз нет, приклей. Сколько-то времени оба молчат. Оба вроде отсутствуют в палате. Потом Тамара говорит:

— А почему вы про лебедей спросили?

— Так. Многие сильно их уважают, а я не люблю. — Помолчал и серьезно: — Да, а тигра зовут Шурик. Запомни.

— Шурика тоже Андрюша придумал?

— Нет. Шурика я сам придумал.

Пришла Анна Мироновна. Глянула на зверье, занявшее половину тумбочки, не удивилась. Тамара подумала: «Не первый раз видит. Привыкла». Анна Мироновна сказала:

— Сейчас я разговаривала с профессором Барковским, он считает, что все идет нормально, и никаких особых причин для беспокойства не видит.

— А кто, собственно, беспокоится?