Кин недоумевал, почему Второй Бутон просто не слетел вниз, к платформе: когда он приземлился, было видно, как он оседает, опираясь на мастера-политехника, который поспешил ему на помощь.
Затем Кин понял, что взрыв, пожалуй, причинил больше вреда, чем кто-либо мог предположить.
– Сятей-гасира Кенсай, для нас огромная честь приветствовать вас на борту Землекрушителя!
Кин хлопнул ладонью по кулаку в унисон с другими гильдийцами. Толпа поклонилась одним плавным движением.
А командор Рей явно был вне себя от радости из-за присутствия сэнсэя, хотя в голосе сквозило легкое беспокойство, когда он начал говорить, стараясь перекричать бурю.
– Вы в порядке, Второй Бутон? Как ваши травмы?..
Кенсай медленно выпрямился. С броненосца во вспышке бело-голубого света спрыгнули несколько лотосменов и, приземлившись на платформу, застыли рядом со Вторым Бутоном, намереваясь помочь в случае необходимости, но все же стараясь не прикасаться.
Кенсай ответил сдавленным от боли голосом:
– Простой царапины недостаточно, чтобы удержать меня от триумфа, Рей-сан.
– Если вам что-то понадобится…
– У вас есть свои прямые обязанности, командор. Но, вероятно, мое присутствие на борту делает, по крайней мере, одного из ваших сотрудников лишним. Возможно, он окажет любезность, чтобы сопровождать меня, пока я пребываю здесь? – Кенсай перевел взгляд в конец шеренги. – Найдется ли у вас время, Кин-сан?
– Для меня было бы честью служить вам, Второй Бутон.
– Не сомневаюсь. – Кенсай похромал к Кину, хрипло дыша.
Дождь барабанил по коже ударами тысячи металлических барабанов. Как учащенный пульс в груди Кина.
Кенсай положил ему на плечо тяжелую руку, будто нуждался в опоре.
– Давайте же, Кин-сан.
Высоко подняв голову, Кин повернулся к зияющему люку и повел Кенсая внутрь.
Он не кашлял четырнадцать минут и одиннадцать секунд.
В голове Даичи шел отсчет, мгновение за мгновением, сухой язык скользил по потрескавшимся губам. Каждый вдох отдавался тупой болью, чернота расползалась по легким. Тряпка, повязанная вокруг лица, служила единственным фильтром, но воздух в брюхе неболёта, наверное, был чище, чем на верхней палубе, за что Даичи испытывал благодарность по отношению к тюремщикам.
Странно, как быстро неделя мучений может заставить тебя быть признательным за малейшее милосердие. Когда он согласился помочь Кину попасть на борт Землекрушителя, Даичи знал, что обрекает себя на смерть. Но он не мог вообразить, какую форму она примет. Теперь он видел, как катастрофа разрастается у него на глазах, размышлял, каким мучениям может подвергнуть его Первый Бутон забавы ради…
Он заставил себя успокоиться, смежил веки и подумал о Каори. О той жизни, которая может быть у нее, когда все будет сказано и сделано.
Гул двигателей понизился на октаву, пропеллеры замедлили скорость вращения. Даичи поднял голову, прислушиваясь к тяжелым шагам наверху, к скрежету слабых металлических голосов. И там, во мраке трюма, почувствовал их. Ставшее уже знакомым отсутствие присутствия, сгущающуюся тьму, наполненную печалью цветов без солнечного света.
– Время пришло, – сказал первый Инквизитор.
– Я готов, – прошептал Даичи.
Раздался смех, пронизанный холодом, чем-то не вполне человеческим.
– Нет. Ты не готов.
Смех быстро стих, Даичи надеялся, что и он сам затихнет столь же быстро.
– Никто и никогда не бывает готов.
34
Конец сну
Буруу наблюдал за Юкико, склонив голову набок, изучая выражение ее лица. Глаза широко распахнулись и стали круглыми, как полная луна. Бледное лицо цветом сравнялось с пеной, вскипающей в волнах. В каждой черточке и в каждой морщинке, которые он так хорошо знал, читалось изумление.
Он выразительно взглянул на ее увеличившийся живот, спрятанный под доспехами из кожи и железа.