Нестор Махно

— Давай поднимем ее в воздух, — предложил Алексей Чубенко. В свободное от «дипломатии» время он командовал подрывниками.

— Зачем? — нахмурился Махно.

— Это же единственная ветка, соединяющая красный Киев с Одессой, и вон же за курганами станция Помошная. Рукой подать до Галины. А вдруг комиссары захотят напасть. Поэтому взорвем и будем спать спокойно, пока они ремонтируют.

— Ну, трахните, — неохотно согласился Нестор. Обычная осторожность изменила ему.

Разъяренные красные узнали от путевого обходчика, что диверсию сотворила кучка бандитов, вроде каких-то махновцев. Куда пошли? Да в Песчаный Брод. Туда и отправился отряд члена реввоенсовета 12-й армии Владимира Затонского. Это он год назад по указанию Ленина выдал Махно поддельный паспорт на имя учителя Шепеля. Теперь их пути снова пересеклись, и, чувствуя вину, Затонский ехал покарать подлого «крестника», объявленного вне закона.

Разведчики Батьки, хоть и с похмелья, но заметили опасность.

— Сколько их? — спросил он Пантелея Каретника.

— До черта!

— В таком разе, чтоб не омрачать веселье, уходим в Добровеличковку. Там, кажись, живет Феня Гаенко?

Бегство махновцев взбесило Затонского. Были арестованы и расстреляны члены ревкома и все мужики, сидевшие за свадебным столом, в их числе Андрей Иванович Кузьменко. Теперь никто не посмеет обвинить старого партийца в потакании бандитам! Утомленный расправой отряд заночевал в Песчаном Броде. Затонский же, видимо, опасаясь мести, уехал по своим делам.

В ту же ночь к Батьке в Добровеличковку прискакал гонец со страшной вестью. Сотня мигом поднялась, тихо сняла часовых и перебила весь отряд красных, кроме тех, кто сразу поднял руки. Днем пленных вывели на церковную площадь. Мимо в тачанке ехал Махно. Рядом с ним — убитая горем Галина в черном платке и беленькая Феня Гаенко.

— Останови, — попросила она кучера, выхватила его револьвер и со словами: — А-а, подлецы, расстреляли Андрея Ивановича! Получай счет! — стала палить в голых пленных.

«Махно мрачно смотрел на эту картину, — писал очевидец, — не участвуя, но и не вмешиваясь».

Сотня тут же пошла к станции Помошная, где толпились беженцы, стояли составы с мешками, ящиками, пушками. Между вагонами ходили красноармейцы, явно не ожидая нападения. С бронепоезда, правда, озвался пулемет, но был подавлен.

Данилов запрыгнул на платформу с бронеавтомобилем, открыл дверку, заглянул… Сундуки! Василий решил, что они с патронами, кликнул помощников. Два сундука вытащили и увезли. Увидев их, Нестор рассвирепел:

— Барахольщики! Кто взял?

— Я, — сказал Данилов. — Там, кажись, патроны или бомбы. Тяже-елые!

Заглянуть некогда было — уносили ноги. Батько еле сдержался. Уже в степи к нему подъехал Петр Лютый.

— Вирш не идет из сердца. Послухаешь?

Нестор кусал губы: «Эх, Андрей Иванович, дорогой отец. Не успели даже толком познакомиться. И куда теперь? Григорьев ждет в Плетеном Ташлыке. Туда, наверно. Или покрутить, повертеть?»

— Читай, — разрешил. Петр начал прерывающимся голосом:

Гэй ти, батьку мій,
степ широкий,
поговоримо ще з тобою.
Молоді мої буйні роки
та пішли за водою.

— Ты что это, вроде прощаешься? — зыркнул исподлобья Махно.

— Вечное учуял.

— Не нравится оно мне, Петя. Берегись. Едем в Черные леса. Они ведьмовские, говорят.

В затишном заливчике плескались дикие утки. Около них, на прибрежной скале, примостился дед с удочкой. Взмахнул ею — рыба засверкала на леске. Он так увлекся, что и не заметил сотню, которая ехала рядом. Глядя на него, Нестор позавидовал. Приютиться бы на камешке, опустить ноги в прохладные струи — и катись оно всё мимо! А Галину куда, Феню? Они тут вот. А войско? А Гуляй-Поле ждет!

Дорога свернула в степь. Солнце жгло немилосердно. Слепни какие-то или оводы появились, гудели, как аэропланы. Лошади вздрагивали от их укусов. Уныло вокруг. Лишь на телеграфном столбе чистил перья линялый коршун да вековечная каменная баба безглазо сторожила курган. До горизонта — одна желтая стерня. «Ага, мужик освободился от жнивных забот, — размышлял Нестор. — Теперь ухватится за ружье. Что это впереди плывет, вроде пруд? Мираж! Сколько же мы будем за ними гоняться? Где Григорьев? Дал шкуровцам по загривку или нет?»

В селе Плетеный Ташлык атамана не застали. Прошел мимо. Бабы подсказали: «Мабуть, подався в Черный лис». Только сели обедать, в хату влетел Михаил Колесник, молодой, грудь распирает сорочку. Он при Махно вроде телохранителя.

— Хлопцы с заставы прискакали! — выпалил. — Шпионов словили!

— Веди сюда, — разрешил Батько, поднимаясь из-за стола.

Вошли два мужика в потных косоворотках, мятых штанах. А лица белые, тонкие, не сельские.

— Атаман Григорьев? — осведомился тот, что гладко выбрит, и каблук к каблуку приставил. Махно сжал зубы, несколько мгновений разглядывал гостей. За столом все оторопело примолкли.

— Я атаман.

— У нас конфиденциальный разговор, если позволите.

— Выйдите все! — приказал Батько и прибавил: — Прошу простить, господа, но у нас такой порядок. Лютый и Колесник, обыщите новоприбывших.