Нестор Летописец

Можно еще долго вглядываться в ткань текста, находя в ней всё новые и новые узоры, тематические нити. Но главным открытием Нестора было, видимо, не это. Начиная с 6360 (852) года в «Повести временных лет» идет сплошной поток дат. За IX и Х века многие из них «пустые» — даты без событий: «Въ лѣто» такое-то, а после года ничего. Порой «полупустые»: «мирно бысть» — ничего интересного, никто никого не убил, нигде город не сгорел, хлеб уродился… Часы Истории начали свой неумолчный и неостановимый отсчет. А вот в Начальном своде такой сплошной годовой сетки, похоже, еще не было. «Начальный свод, возможно, еще не был собственно летописью со сплошной погодной сеткой, ибо вслед за датой 6362 г. второй датой в Н<овгородской> 1 Л<етописи> М<ладшего извода> оказывается 6428 г., т. е. пропущено 66 лет, тогда как в ПВЛ за датой 6360 идет сплошная нумерация годов (с редкими исключениями, каждое из которых надо рассматривать отдельно). Перестройка предшествующего текста видна и в дальнейшем повествовании.

Рассмотренные дополнения и перестановки демонстрируют особое идейно-композиционное построение ПВЛ, автор которой размыкает нижние границы отечественной истории в глубь истории всемирной», — заключает исследователь[598].

Так что в каком-то очень важном смысле слова Нестор все-таки действительно был нашим первым Летописцем. Если греческого писателя Геродота называют «отцом истории» (конечно, только европейской), то Нестор с не меньшим правом заслужил имя отца истории русской, или восточнославянской.

Но писал ли Нестор историю? Разве события IX–X веков, описанные в «Повести временных лет», — это изложение исторических фактов? «…Летопись — Повесть временных лет — была создана в начале XII века. От событий, с которых она начинает свой рассказ, ее отделяют два с половиной века. Ее сообщения по большей части легендарны или вовсе выдуманы, и никакими достоверными источниками, которых мы не знали бы сегодня, летописец не располагал. Его рассказ выстраивается в характерную для средневековых хронистов „повесть о происхождении“: откуда пришла правящая династия и как обрела подвластный ей народ. Это выдающееся литературное произведение, но совершенно недостоверная история. Никаких причин продолжать основывать на нем наши знания о прошлом не существует», — категорично заявил о труде нашего героя современный ученый, считающий, впрочем, автором Начальной летописи не Нестора, а выдубицкого игумена Сильвестра[599].

В этом суждении есть доля правды. Мало того: на первый взгляд оно представляется абсолютно верным. Для того чтобы доказывать легендарное, мифологическое происхождение сюжета о смерти Вещего Олега от укуса змеи, не нужно ни напоминать, что осенью яд гадюки (а других опасных змей под Киевом не водилось и не водится) очень слаб. Или, проверяя достоверность сказания о сожжении княгиней Ольгой древлянской столицы, поджигать тряпочки, привязанные к лапкам несчастных голубей и воробьев, и следить, долетят ли пернатые до своих гнезд в ближайшем сарае. (Такие опыты действительно устраивались.) Как не нужно и указывать на удивительно похожие бродячие сюжеты в скандинавских сагах, отразивших древний северный фольклор.

Не менее очевидна и условность ранней хронологии «Повести временных лет». Вещий Олег и Игорь правят каждый ровно по тридцать три года: Олег с 879-го по 912-й, Игорь с 912-го по 945-й. Олег получает власть из рук Рюрика как регент при малолетнем Рюриковом сыне Игоре. Но получается, что Олегу обладать властью очень уж полюбилось: он зарегентствовался на целую треть столетия, хотя Игорь давно уже стал «дитятей изрядного возраста». Игорь женился на Ольге в 903 году, но их сын Святослав родился только в 940-м, когда мать уже должна была выйти из детородного возраста. И это не всё. А. П. Толочко обратил внимание на удивительную закономерность: между датами первых походов Олега, Игоря и Святослава на греков и заключенными с ними договорами прошло во всех трех случаях ровно по три года, а между заключением соглашений и смертями князей — по году. От первой летописной даты до смерти Рюрика — двадцать семь лет, от смерти Рюрика до кончины Олега — тридцать три, от этого события до гибели Игоря — тоже тридцать три, а от расправы древлян с Игорем до убийства Святослава печенегами — опять двадцать семь. Перед нами изящный числовой ряд, построенный на зеркальной симметрии. Среди всех указаний на годы достоверными должны быть только датировки договоров с Византией — их книжник позаимствовал из самих соглашений. Подозрения вызывают даже некоторые датировки за первую половину — середину XI века. Как показал А. П. Толочко, даты рождения сыновей Ярослава Мудрого и смертей его братьев разделены подозрительно равными временными промежутками — по три года. Похоже, что летописец или летописцы расставляли такие даты, не опираясь на источники, а используя счет с помощью символического числа три[600].