Нестандарт. Забытые эксперименты в советской культуре

Еще одна пародия на христианство – история Рамадаса, которая на первый взгляд представляет комическую версию индуизма и буддизма. Этот религиозный проповедник последовательно развивает идею преклонения перед всеми формами жизни, создавая санаторий для кобр, «“Всеиндийский союз доноров-паразитофилов” и “Ассоциацию общественной помощи насекомым”, ставящую своей задачей создание и поддержку особых приютов для престарелых блох и клопов»[397]. Однако в конечном счете, во искупление преступлений людей перед животными и особенно насекомыми, он приносит самого себя в жертву паразитам:

В 1935 г. Р. выступает перед экзальтированной аудиторией своих адептов с несколько странною лекцией на тему о том, что человечество, испокон веков истребляющее паразитов триллионами, может искупить свое злодеяние, только принеся себя в добровольную жертву потомкам собственных жертв. …Столь экстравагантный, мы бы даже сказали, болезненный уклон мысли оказался для престарелого философа роковым: в 1938 г. в Нагпуре, при обширном стечении публики, Р. дал себя заживо съесть потомкам тех, кого бесчеловечно уничтожали его предки[398].

Еще более иронична примыкающая к этим статьям новелла Андреева о красноярском чиновнике акцизного управления Генисаретском, случайно попавшем в воздушный шар, который унес его в Тибет, буддистскую страну лам, закрытую для европейцев. Однако на протяжении всего своего путешествия, которое включает и двухмесячное пребывание в Лхасе, Генисаретский не только не переживает ожидаемого духовного просветления, но даже не догадывается о том, где оказался. Он полагает, что шар опустился где-то между Кавказом и Нилом.

А педагог Ящеркин-старший, также сочиненный Андреевым, практически реализует слова Христа «…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф 18:3), строя свой педагогический метод «сознательного инфантилизма» на «перевоплощении педагога в ребенка»[399]. Однако эволюция этого метода завершается тем, что Ящеркин становится предводителем стаи обезьян и счастливо носится с ними по джунглям.

Обобщая «религиозные» статьи Д. Андреева, можно заметить, что их отличает скепсис по отношению к таким фундаментальным для всех религий категориям, как вера, духовное преображение и самопожертвование. Этот скепсис относится и к религиозным доктринам самого Андреева. Ведь во всех этих текстах, помимо пародийного отношения к различным вероучениям, можно усмотреть и переклички – чаще всего пародийные, иногда серьезные – с формирующимися одновременно идеями «Розы Мира». Так, экстатическая сексуальность Квак-Ма-Лунг и ее финальное превращение в племенную мать («Потерявшая счет своим детям мать племени лу») не могут не вызывать ассоциации с мифологией сексуальной энергии и женственности, столь важной для «Розы Мира». Ожидание воскресения после смерти, осуществленного силой воли и веры, выглядит как аллегория судеб России, обсуждению которых отведено столько места в этом произведении. Плавное превращение индуизма в комическую версию христианства пародийно материализует мысли Андреева о всеединстве религий, воплощаемом Розой Мира.

Скепсис по отношению к фундаментальным принципам религиозного дискурса, поверх религиозных различий, характерен и для других статей НП, отмеченных религиозными мотивами. См., например, новеллу о Роберте Томасе Джонсе, «основателе религиозной секты акцелерантов», написанную Париным[400]. Джонс убеждает своих последователей в том, что дух стремится избавиться от бремени телесности и что «истинно верующие люди не могут ограничиваться личным спасением. Их долг – помочь созревшим, но по своему смирению считающим себя еще недостойными вечной жизни, избавиться от их телесной оболочки». Но когда его адепт хочет застрелить самого Джонса, чтобы освободить его дух, проповедник спасается бегством и… попадает под грузовик. Парин тоже обобщает догматы различных религий в идеологии ускоренного освобождения духа от плоти, опровержением этого вероучения становится лицемерие самого пророка. В отличие от паринского Джонса «религиозные деятели» Андреева лишены какого бы то ни было лицемерия, они глубоко искренни в своих убеждениях и верованиях, однако тем вернее их искренность опрокидывает религиозные догматы.