Несколько слов об Ренане

Когда хвалятъ Ренана, то часто его называютъ чрезвычайно возбудительнымъ (suggestif), и, конечно, это прекрасная похвала для писателя. Онъ заставляетъ насъ мыслить, онъ не впадаетъ въ давно проторенныя колеи, а безпрестанно вызываетъ насъ на новыя усилія ума, открываетъ во вс стороны какіе-то просвты. Почти всегда рчь его иметъ, если можно такъ выразиться, тонъ улыбки, — какъ будто посл каждой фразы онъ готовъ спросить читателя: ну, что вы на это скажете? Онъ не уклоняется отъ возраженій, а, можно сказать, прямо ихъ вызываетъ, ни мало не закутывая и не сглаживая своей мысли ходячими выраженіями и формами. Если при такихъ свойствахъ писанія, при умньи возбудительно толковать о важнйшихъ и труднйшихъ предметахъ, онъ достигъ большаго вліянія и, какъ мы видли, вызвалъ, нкоторымъ образомъ, цлую литературу, то ему слдовало бы отдать большую честь, даже въ томъ случа, еслибы мы находили себ пищу для ума не въ его собственныхъ писаніяхъ, а только въ этой вызванной ими литератур. Но Ренанъ, какъ кажется, заслуживаетъ не такой лишь скупой похвалы. Несомннно, что въ немъ была значительная религіозность, и что въ ней содержится главная тайна его значенія и успха. Его проницательность въ отношеніи къ религіознымъ движеніямъ души — часто удивительна; пусть онъ не обнимаетъ всецлой сферы религіозной жизни, но зато во многихъ ея областяхъ онъ понимаетъ вс тонкости и оттнки. Такимъ образомъ, несмотря на всякія ошибки, противорчія и заблужденія, въ книгахъ Ренана есть драгоцннйшій элементъ, какого, напримръ, и слда нтъ у Штрауса; Поэтому и возставать на Ренана, и обличать его нужно всегда съ осторожностью, чтобы не оказалось, что мы, вступаясь за религію, сами иныхъ вещей въ ней понимать не умемъ.

Предметъ этотъ очень труденъ; чтобы пояснить и подтвердить нашу тему, мы сошлемся на одного изъ самыхъ жестокихъ противниковъ Ренана, на знаменитаго въ католической литератур отца Гратри, писателя, высокаго по характеру и горячаго защитника религіи. Вотъ, что онъ пишетъ:

«Въ эти послдніе дни я замчаю трогательное явленіе. Жизнь Іисуса, это сплетеніе противорчій и ошибокъ, эта книга, наполненная оскорбленіями для Христа, содержитъ десять или двнадцать страницъ удивленія, преклоненія и почтенія передъ Его красотою. Въ этихъ строчкахъ свтятся передъ нами, хотя уменьшенныя и затертыя, нкоторыя черты Іисуса. И что же? Вотъ я встрчаю многія души, которыя, во всей книг, поняли и увидли только это одно. Божественное сіяніе чертъ Христа затмило для нихъ все остальное. На ихъ глаза тамъ вовсе нтъ этого остальнаго. И, дйствительно, если нсколько этихъ чертъ суть истинныя черты Христа, то остальное не иметъ существенности. Умъ не принимаетъ и не переноситъ въ одно и то же время противоположностей. Раздленіе признаковъ совершается въ ум читателей боле ясно, чмъ оно совершено въ книг. Одни видятъ и одобряютъ оскорбленія, другіе — удивленіе и благоговніе. Никто не понимаетъ того и другаго вмст».

«Истинно же умиляетъ меня въ настоящемъ случа то, какъ всемогуща эта единственная въ своемъ род красота; довольно немногихъ искаженныхъ ея чертъ, чтобы книга, ршительно невыносимая, показалась прекрасною» [2].

Вотъ факты, засвидтельствованные достоврнйшимъ очевидцемъ, притомъ глубоко понимающимъ дло. Гратри указываетъ не на рдкіе и единственные случаи; осъ прямо говоритъ о многихъ душахъ. Посл этого становится понятнымъ, что между неврующими нашлись люди, которыхъ книга Ренана возвратила къ вр и даже къ церкви, — извстные факты, возбудившіе, конечно, немалое негодованіе вольнодумцевъ.

Подобныя явленія должны глубоко радовать каждаго признающаго высокое значеніе религіи. Нужно вспомнить, какъ трудны въ этихъ сферахъ всякіе истинные успхи, какъ безплодны бываютъ самыя напряженныя усилія. Краснорчіе проповдниковъ, несмотря на ихъ полную убжденность и благоговніе, обыкновенно скользитъ по сердцамъ, какъ давно привычная музыка, или громкая, но безжизненная реторика. Хотя слово есть наилучшее средство для выраженія мысли, но слово можетъ и закрывать нашу мысль, можетъ становиться между говорящимъ и слушающимъ, и мшать одной душ сообщаться съ другою. Если Ренанъ съумлъ избжать такой помхи, если онъ усплъ передать читателямъ то удивленіе и вдохновеніе, которое самъ чувствовалъ, то немудрено, что многимъ его книга «показалась прекрасною», какъ говоритъ Гратри, можетъ быть, прекрасне иныхъ писаній, безукоризненно благочестивыхъ и чуждыхъ вольнодумства, но мало затрогивающихъ сердце читателя.

Вообще, Ренана, который никогда не переставалъ говорить о Бог, о религіи, о нравственныхъ требованіяхъ, у котораго не сходили съ языка эти высшіе вопросы, нужно признать крупнымъ дятелемъ въ томъ поворот отъ вещества и вншняго благополучія съ духу и внутреннимъ запросамъ совсти, который такъ сильно сказывается въ послднія десятилтія и среди котораго мы теперь живемъ. Безъ сомннія, этотъ писатель хотлъ добра и въ нкоторой мр усплъ въ томъ, чего хотлъ

IV Католическій протестантъ