Несколько карт из цыганской колоды

– Да, конечно, – Андрей мельком взглянул на скамью подсудимых. Платон Карпыч был спокоен и сидел с таким видом, будто видит Андрея впервые. – Подсудимый говорил, что Ганнибал был выше всех в его войске, команды отдавал четко, и за малейшее непослушание или даже неточность можно было лишиться головы…

– Понятно. Что он говорил, относительно его отношений с Ганнибалом?

– Хм… – Андрей задумался, – ну он считал его необычным, и…

– Подсудимый говорил, что был в его войске командиром одного из подразделений?

– Да, – Андрей кивнул.

– Кем именно?– уточнил судья.

– Командиром отряда нумидийской конницы.

– И вам не показалось это странным?

– Нет, я же сказал, что воспринял это как некое иносказание. Быть может, как художественный вымысел. Нет, мне было, скорее необычно и интересно, нежели «странно».  Был у нас в школе на творческом вечере один писатель, который читал нам по памяти отрывки из своей книги, так вот это было очень похоже.

– Понятно, вы свободны, – сказал судья, уткнувшись в бумаги.

Андрей спросил, может ли он присутствовать и дальше на суде, и, получив разрешение, уселся на дальней скамье. Впрочем, дальше интересного было мало. Выступление общественного обвинителя с какими-то совершенно неконкретными заявлениями о том, будто вина за задержки в строительстве коммунизма лежит именно на таких, как Платон Карпыч, которые вместо того чтобы работать, разлагают общество, пытаясь жить на нетрудовые доходы. Адвокат пытался опротестовать данный пассаж, ибо ниоткуда не следовало, что подсудимый жил на нетрудовые доходы. А сбор бутылок, это такое же полезное дело, как и сбор вторсырья. Но судья протест, понятно, отклонил. Затем выступила в качестве свидетеля обвинения совершенно уж одиозная личность, видимо, тоже бомж. Он утверждал, что неоднократно распивал с подсудимым различные напитки, от пива и до одеколона, и что подсудимый не раз подбивал его украсть из магазина ящик водки.

Судья понимающе кивал и что-то записывал. Затем был оглашен приговор, не менее странный, чем и весь процесс. Платон Карпыч приговаривался к принудительному лечению от алкоголизма в лечебно- трудовом профилактории сроком на год, и затем к последующему наблюдению со стороны наркологического диспансера уже по месту поселения. Где будет это самое «место поселения» – не уточнялось.

После процесса, Андрей подошел к адвокату и спросил, где именно будет проходить «лечение» Платон Карпыч. Адвокат обещал узнать и прислать Андрею адрес по почте.

      ***

Идя домой, Андрей вспомнил одну из встреч, которая была около полугода назад. Платон Карпыч тогда ненадолго устроился работать на стройку сторожем. Они сидели в его вагончике и беседовали. В углу на электрической плитке уже по второму разу грелся старый алюминиевый чайник. За окном лил холодный ноябрьский дождь, все норовивший перейти в мокрый серый снег.

– А почему тогда говорят «смертный грех»? – спросил Андрей, прихлебывая кирпичного цвета чай. – Что, если я, скажем, объемся или начну завидовать кому-то, то тотчас и умру? Или даже скажем по-другому: кто и когда из известных нам завистников умер на месте? Тот же Сальери? История таких примеров, вроде бы не знает…

– Ой, Андрей, ты снова все очень буквально понимаешь. И Сальери тут вообще ни при чем! – Ответил Платон Карпыч.

– А как же тогда это надо понимать?

– Ладно, давай «плясать от печки», – Платон Карпыч прихлебнул из своей кружки, – Что такое вообще «грех», по-твоему?

– Ну… плохой поступок, что же еще?..– удивленно ответил Андрей.

– Понятно. А до какой степени плохой? Скажем, плюнуть мимо урны тоже поступок не самый благовидный, но грех ли это?

– Нет,– ответил Андрей уверенно.

– А почему? – спросил Платон Карпыч.

– Ну, потому что… во-первых, это слишком мелкое событие, а во-вторых… иногда наши естественные потребности вылезают на первый план и тут поделать ничего нельзя. Это как бы вне свободы выбора, о котором мы говорили прежде, – предположил Андрей.

– Верно, это ты точно схватил. Значит, грех как – то связан со свободой выбора? Вернее, с неверным приложением этой свободы, так получается?

– Выходит так. – Ответил Андрей неуверенно. – Но я бы тут добавил, что выбор этот должен быть сделан сознательно. Не в состоянии аффекта, не под пыткой и не по глупости, в конце концов.

– Что значит «не по глупости»?

– Ну, вот бывает же так, что тебя обстоятельства припирают к стенке, и надо выдать решение немедленно. И подумать совершенно некогда. Вот и выдаешь порой что-то  несуразное, а потом жалеешь.– Последнюю фразу Андрей снова закончил, немного запинаясь. Он вдруг подумал, что сморозил глупость, поскольку сложно себе представить обстоятельства, которые бы заставили предаваться зависти или похоти, например. Но Платон Карпыч не стал на этом останавливаться: