Несколько карт из цыганской колоды

– А говорят, будто выстрела в спину услышать нельзя, – подумал Андрей, скрипя зубами, от злости: он готов был убить себя за свою болтливость, за легкомыслие, которое теперь обернется бог знает чем.

                              ***

– Не знаю, Андрей, – Платон Карпыч откусил большой кусок от шестикопеечного батона, и, пожевав, продолжил:

– Не знаю… Я с ним был во многом не согласен, если честно. Я был старше, лет на семь, а тогда это значило гораздо больше, чем теперь. Мне не нравилось, что он пропадал, никому ничего не сказав, и пропадал на годы. Возвращался, и после только лишь наставлял. Ничего нельзя было из него вынуть: ни  – где он находился, ни зачем. Отношения, в общем, с ним складывались непросто. Нет, за ним ходило много народу, и был он очень красноречив, даже – харизматичен, хотя и картавил немного. И говорил он много правильного. А я и тогда, когда был не согласен, говорил ему прямо в лицо, мол, я понимаю, когда ты говоришь то-то и то-то, но вот последнее, что ты сказал – это ведь – полная чушь! Докажи, что ты прав! Иногда он злился и велел, чтобы меня прогнали, иногда пытался что-то объяснять – был он человеком настроения, я бы сказал даже, что в очень большой степени. Но в целом, общение с ним доставляло удовольствие: он был весьма ученым, и легко сыпал притчами и примерами, разъясняя свои тезисы. Впрочем, наше с ним общение было, скорее, эпизодическим. У  меня были свои интересы, да и жизнь, в общем, была совсем другая. Я много работал. Меня с большой охотой нанимали в караваны проводником, поскольку я мог находить многие дороги и тропы по звездам. Кроме того был у меня талант врачевателя, да и теперь тоже, кстати, есть. Кроме того, я хорошо управлялся с коротким финикийским мечом. А тогда на караваны не нападал только ленивый, если хочешь знать. Так что зарабатывал я неплохо, и уже присматривал себе дом в Дамаске, дабы осесть и заняться какой-нибудь торговлей. Но судьба распорядилась тогда иначе… Меня убили в одной из стычек с отрядами Зеленого Мустафы.

– Ух ты… – Андрей откинулся на спинку скамейки.

– Да… Так что я не видел его смерти, и даже не знаю, действительно ли он был распят? Хотя, охотно верю, что это правда, ибо он был очень дерзок. Однажды, он додумался послать первосвященнику приглашение к дискуссии… Не помню, что за тему он предлагал… Вероятно, что-то о пророчествах Захарии и Иеремии: любил об этом проповедовать… Ну, а это, – Платон Карпыч несколько раз кивнул головой, улыбаясь при этом, – сам понимаешь… Это как если бы я сейчас позвал Брежнева подискутировать о работе Ленина “Государство и революция”… Он снова рванул от батона большой кусок и стал жевать.

– А вы Ленина видели, кстати? – с интересом спросил Андрей.

– Ну конечно, – я же почти что в ЦК входил, я не говорил тебе раньше? Но, я быстро понял что к чему, и уже во время гражданской у меня иллюзий не никаких не оставалось. А уж когда Кронштадский мятеж случился, а после и тамбовский… тут уж и дурак бы понял, я думаю. В общем, я сбежал на Дальний Восток, потом в Китай. Поэтому, когда мне теперь говорят, что они чего-то не понимали, я просто смеюсь… что еще делать остается?

– Вы и теперь не можете сказать, как вас звали тогда? Кем вы были «почти в ЦК»?

– Андрей, – строго сказал Платон Карпыч, – мы с тобой уже говорили…

– Да… Но, может, все-таки это не тот случай?…

– Нет, случай тот же! И я никогда не утверждал, что именно я теперешний всеми ими был! Я просто почему-то помню… А может быть, кто-то хранит все эти воспоминания разных людей во мне… Может, я просто склад чьих-то случайных воспоминаний. Я не знаю. Знаю только то, что когда я начинаю себя отождествлять с кем-то из них, мне делается очень плохо. Физически… Пару раз было так, что я думал, что и не выживу… Потому, хоть и рассказываю тебе, что помню, но никогда не говорю, что я был тем-то или тем-то… Понимаешь? Да и в большинстве случаев история не сохранила имен тех, чьими глазами это виделось.

Он немного помолчал, а затем добавил:

– А вообще-то, я бы с удовольствие отдал этот дар кому угодно, хоть бы и тебе… да только таков уж мой крест, видимо: все понимать, все знать и предвидеть и все это при полной неспособности что-либо сделать или изменить… Если бы ты знал, какая это мука…

– Но, вы ведь могли бы сказать о катастрофе, которая приближается или, скажем – об аварии? – неуверенно возразил Андрей.