Нерушимые обеты

Вода потихоньку начинает закипать, а на обеденным столом, за которым никто никогда не обедает, вибрирует телефон.

По рукам Полины бегут мурашки. Она отталкивается и движется к нему.

Даже мечты о том, что как-то раз ей позвонят, чтобы сообщиться, что с мужем приключилась беда, уже в прошлом.

Теперь ей просто страшно. И становится ещё страшнее, когда она видит имя контакта.

«Гаврила».

Полина закрывает глаза и вздыхает. Разумным будет не брать. Она уже всё сказала. В правильности своих действий сама же себе сомневаться не позволяет.

Ничего нового она ему не наплетет. А усугублять гадливость к себе не хочется.

Первый входящий она пропускает. Когда телефон замолкает, больно становится сердцу. Снова поднимает голову осознание утраты. Одновременной близости и недостижимости счастья. Ненависть к своей реальности. Желание из неё сбежать.

И тут он звонит во второй раз. Поля берет только затем, чтобы попросить так не делать. Слышит его сдавленное:

– Привет, – и ничего не отвечает. У нее язык немеет. Нужно выровнять сбившееся дыхание и убедиться, что голос нормально будет звучать. Но как это сделать? Раньше нужно было думать. – Извини, что поздно…

Гаврила произносит после паузы, делая еще хуже.

– У тебя всё хорошо? – Полина спрашивает, кое-как взяв себя в руки. С силой сжимая кулак свободной руки. Дергаясь, когда кнопка на электрочайнике выстреливает.

Тело снова бьет дрожь, но уже без озноба. Она сейчас делает то, что клялась себе больше не позволять.

– Нет, конечно, – Гаврила отвечает, где-то там усмехаясь, рука Поли тянется к груди.

«Прости, родной. Так будет лучше»…

Она повторяла эти слова раз за разом, когда писала свое письмо.

– Муж не рядом?

– Нет. Я одна.

Полина признается честно, не считая нужным юлить. Гаврила недолго молчит, потом снова хмыкает.

Вздыхает глубоко.

– Я про твои слова, Поль, много думал…

Он делает паузу, Полина понимает, что уже надо перебить, попрощаться и отключить мобильный. Но вместо этого стоит, замерев, и ждет продолжения, ощущая, как ускоряется сердце.

– Ты там красиво написала. По-мудрому. По-взрослому. Там эгоизмом и не пахнет, вроде бы. Всё обо мне и обо мне. Но давай и я тебе тоже письмо напишу. Только словами. А ты послушай.

– Гаврюш… Пожалуйста…

Слишком ласковое обращение срывается с губ само. Полина сразу же о нем жалеет, но уже поздно.

– Ты обо мне за меня думаешь. А о себе подумать за тебя не даешь. Справедливо? Мне кажется, не очень. Ты никому не делаешь лучше тем, что приносишь себя в жертву. Хотя нет. Делаешь. Тем, кто над нами глумился – тогда и сейчас. Кто выигрывает от того, что ты несчастна и я несчастен? Кто, Поль? Кто? Твой отец. Может еще отец твоего чмошника. У них всё на мази, а то что мы друг без друга сдыхаем – даже в радость.

– Я хорошо подумала, Гаврила… Правда хорошо…

– Как всегда, ага… Только я не знаю, как мать может додуматься до того, что её ребенку будет безопасно рядом с мужиком, который бухает сначала, потом бьет…

В голосе Гаврилы столько ненависти, что даже Полину немного мутит. Она жмурится, поворачивает голову и закусывает до боли нижнюю губу.

Стонать хочется, потому что в этот же момент слышит звук открывающейся двери. Благоверный пришел. Вот черт…

– Он – отец…

Этот аргумент способна применить только тупорылая овца. Поля это прекрасно знает. И почти что видит, как Гаврилу перекашивает от её слов.

– Твой – тоже отец. Дальше что? Одного ребенка из тебя выковырял, второго – нужного – подсадил. Пиздец любовь. А если ты девочку родишь? Ты и ей такого же хочешь?

Слова Гаврилы безумно жестоки. Они так больно сдергивают всё еще живую нить с раны на душе, что Поля не выдерживает.

Копившееся всё последнее время напряжение вырывается изо рта всхлипом.

Она зажимает рот, чтобы не привлечь внимание.

В коридоре разувается, негромко матерясь и цепляясь за предметы, Никита. В трубке – пытающийся взывать к разуму Гаврила.

– Ладно, прости… – Который не додавливает, хотя мог бы. Он правильные вопросы задает. Ужасно правильные. И ответов у Полины нет. Как нет и будущего. – Меня чужой ребенок не пугает, Поль…

– Гаврила, стой, умоляю… – Его слова – предел мечтаний для многих и многих. В их искренности Поля не сомневается. Но её до ужаса пугает возможность того, что Гаврила продолжит.

Она выстроила между ними последнюю из стен. А он, как дурной, сносит её так элементарно.

Никита продолжает бороться с одеждой – с пыхтением стягивает пальто.

Поля щелкает выключателем, чтобы он хотя бы сюда не ввалился. Ненавидит его сейчас еще сильнее, чем обычно.

И себя тоже сильнее ненавидит.

И отсутствие в кухне двери.

– Давай я сейчас приеду и заберу тебя. Спрячу, не бойся. Ты выносишь спокойно. Родишь. Никто не найдет вас…

– А тебя? – на глаза наворачиваются слезы. У Поли не хватает сил скрыть их хотя бы в голосе.

Накрывает с головой стыдом, отчаяньем и болью. Она их ребенка позволила убить. А он готов принять чужого. О себе вообще не думает. Тратит свой неповторимо яркий свет на то, чтобы пробиться лучом на самое дно.