Непонятый «Евгений Онегин»

На фоне рассуждений друга Пушкина (уже знакомого с началом «Онегина»!) особенно колоритно проступает повествовательный стиль романа в стихах. Пушкин не повел своего героя до старости или хотя бы до женитьбы, но он заставил читателя приять младенца из купели. Что касается ежедневных завтраков, обедов и прочих пирований, отметим гиперболу Вяземского: ежедневные застолья в литературе просто невозможно изобразить (нет надобности изображать). Пушкин поступил иначе: он подробно описал один, взятый на выбор, типовой день жизни столичного денди (потом описал деревенский день анахорета, даже в двух разновидностях, летней и осенней). Ежедневные повторения не показываются, лишь подразумеваются и прямо удостоверяются («и завтра то же, что вчера»).

К слову, Пушкин только избранный обед подробно описывает, а о завтраках и ужинах не более, что упоминает. Но и в натюрморте обеденного стола можно заметить пробелы. «Еще бокалов жажда просит / Залить горячий жир котлет…» Котлеты уже в желудке, а в натюрморте не значились…

С деревенскими обедами еще скромнее. Онегинский обед назван довольно прихотливым, но не детализируется, названа только бутылка светлого вина. (О судьбе унаследованного от дяди строя бутылок с наливками ничего не сообщается). Сигналом к обеду может служить приезд Ленского: для него припасена мерзлая бутылка благословенного вина.

А из одесских пирований описан только деликатес — устрицы (только одним деликатесом сыт не будешь; к тому же они не каждый день бывают).

Очень избирательно фиксируются бытовые заботы. На фоне поэтики романтической поэмы подробностей у Пушкина явный преизбыток, на фоне построения неторопливого прозаического романа их, порою чувствительных, очевидная недостача, обнаруживается дефицит деталей (на то и повествование в стихах). «…Улаживание дел по наследству — отца и дяди — должно же занять хоть сколько-нибудь времени…»[135] — настаивает А. А. Аникин. Пушкин же росчерком своего пера, призывая на помощь Зевеса, моментально вводит своего приятеля в дядино наследство, минуя описание обязательных бюрократических процедур, которые ему художественно не нужны, а в результате (вот и исследователь признает) «роман никак не создает ощущения суеты, скорее, наоборот, вся его музыка отражает неспешное течение жизни» (с. 9), кстати, как раз потому, что в романе предметов, выбранных для изображения, немного, им не тесно.

Хандра, поэт, барышня: а ведь это сюжетные звенья, выраженные назывными существительными, в «домашних» названиях глав «большой» экспозиции романа. Но это предполагает и определенный — описательный — тип повествования: оно принимает вид цепочки описаний («Описывать мое же дело»!).

В «Евгении Онегине» сюжет выполняет связующую конструктивную роль — это так, но в романе в стихах все-таки иначе, нежели в прозе. Вот один из важнейших компонентов первой главы — описание дня Онегина. Многое сюда поместилось, и наконец-то мы вместе с героем попадаем на бал. Тут-то герою, исповеднику науки страсти нежной, есть где разгуляться! Что имеем? Автор вытесняет героя — вплоть до момента, когда, уже утром, полусонным Онегин отправляется домой. Отдается предпочтение описанию героя, а не показу его в действии: так экономнее. Если разобраться, и невозможно в одно описание вместить весь разнообразный опыт героя; тут ниточки потянут множество просто обвальных историй, в которых легко было бы запутаться. В первой главе сюжет описания вытеснил сюжет действия. А тут притаился блистательный парадокс. Рассказчик, не пряча своего лица, меняет угол зрения. Читателей он призывает поспешать на бал, но бал помечает только мельком. Выделен «великолепный дом», где в окнах мелькают профили «и дам и модных чудаков». Не густо конкретных описаний.

Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам…

Но меняется тон! Для поэта описываемый образ жизни по обстоятельствам утрачен, а потому ностальгически воспевается…

К слову, для седьмой главы (для посещения Татьяной усадьбы Онегина) Пушкин готовил интересную вставку — «Альбом Онегина». Но этот альбом вместил записи из серии «разное» (их немного), а в основном представляет собой дневник одного романа, где фиксируются публичные встречи. Проникновение героини во внутренний мир ее кумира поэт сумел показать иным способом, эффективнее, чем страницы альбома.

Внутренний сюжет глав фактически представляет цепочку описательных эпизодов. Тут все значимо: и качество описаний, и характер связи эпизодов.