Непонятый «Евгений Онегин»

Романтизм — это не только тип художественного сознания, реализуемый в сфере искусства. Это и тип жизненного поведения, причем наблюдается полная аналогия между поведением реальных людей и родственных им литературных героев: Татьяна прямым образом строит свою жизнь по книжным образцам. Источником романтизма Н. А. Гуляев считает «субъективные стремления людей ко всему возвышенному и благородному», а характерными чертами романтического мировоззрения — субъективизм мышления, отрицание существующей действительности и противопоставление ей мира, творимого фантазией[92]. Разумеется, конкретный материал художественного образа дает возможность уточнений и детализации.

Романтический стиль — это не только сознательно выбранный способ поведения, но и предрасположенность натуры. Поведение Татьяны несет черты странности «от самых колыбельных дней». «Как лань лесная боязлива», она не умеет ласкаться к родителям, чуждается детских забав, сторонится даже сверстниц, но и наедине не общается с куклами, т. е. избегает приготовления «к приличию» уклада жизни взрослых. «Серьезное поведение в детстве, отказ от игр — характерные черты романтического героя»[93], — свидетельствует Ю. М. Лотман.

Юной Татьяне свойственны и другие романтические черты: «задумчивость», высокоэмоциональное отношение к природе и (последнее по счету, но первое по важности) особый стиль чтения: «Ей рано нравились романы; / Они ей заменяли всё…» Важное слово тут произнесено — замена. Выясняется: в жизни Татьяны есть два мира — реальный и книжный (идеальный). Как это происходит? Понятно: когда человек книжку читает, он и живет в мире книги. Но тут другое, большее: Татьяна продолжает жить в мире книжных образов и тогда, когда просто живет! Романы заменяют Татьяне всё не потому, что Татьяна много времени проводит за книгами, но потому, что она продолжает книжно мыслить и в остальное время.

В жизни Татьяны много предпосылок романтического поведения; стиль чтения создает решающее качество — романтическое «двоемирие». Слово не для Татьяны придумано, это термин, объясняющий своеобразие романтизма. Романтики резко критически воспринимают действительность и противопоставляют ей мир воображения. С помощью мечты романтики переносятся в будущее или погружаются в прошлое, в дорогие воспоминания. Но от реальности уйти нельзя. Поэтому возникает совмещение, наложение одного на другое («двоемирие»). Писатели-романтики изображают явления как жизнеподобные, но если присмотреться, можно обнаружить, что фактически изображается мир мечты.

Возьмем совсем простую сценку: «Она любила на балконе / Предупреждать зари восход…» Солнцу, небосклону, ветру, деревьям, цветам нет никакого дела, наблюдают за ними или нет. «Равнодушная природа» — сказано в одном из стихотворений Пушкина. Но Татьяна, наблюдая движение утра, одухотворяет природу, наделяет ее своей поэтичностью и лиричностью. Она не просто внимает картинам, а ведет с ними диалог. Она не переживает, а сопереживает. Вот чем объясняется, что можно говорить о «двоемирии», в котором и которым живет Татьяна, хотя внешне Татьяна живет обыкновенной жизнью.

В. А. Кошелев выделяет значимый фрагмент романа:

Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала
И изъяснялася с трудом
На языке своем родном,
Итак, писала по-французски.

«Чисто бытовое недоумение» остается: «И как сумела она овладеть французским языком — для того, чтобы на нем свободно разговаривать, надобно, по крайней мере, с детства жить в его атмосфере…»[94]. В шутку предложу версию: Татьяне достались остатки французомании ее матери; реально же такая деталь не прописана. Кто учил Татьяну французскому — вопрос открытый. Выделенное явление В. А. Кошелев (как и Ю. М. Лотман) истолковывает единственно верно: дело «не в Татьяне — дело в несформированности самой русской „почтовой прозы“, в том, что русский „метафизический язык“ еще не сложился…»[95]. На это не раз сетует и Пушкин.

Что касается владения Татьяной бытовым русским языком, тут, настаивает В. А. Кошелев, сомнений быть не может. И свой вопрос в эпизоде гадания: «Как ваше имя?» — Татьяна произносит, конечно, без французского акцента. Свободным, выразительным русским одарил поэт Татьяну в ее отповеди Онегину.

Любя реальные рассветы, бродя по реальным паркам, полям, лугам, лесам, Татьяна живет в иллюзорном мире. Ей мало «друга», ей нужен непременно герой, книжный герой. Кого она полюбила? Скучающего русского помещика — соседа Онегина? И да, и нет. Появлению героя предшествует мечта о герое. «Душа ждала… кого-нибудь, / И дождалась… Открылись очи; / Она сказала: это он!» Сама вспышка любви в Татьяне — это результат узнавания идеального в реальном: «Ты чуть вошел, я вмиг узнала…» И знаменитое письмо Татьяны придумано прежде, вычитано прежде, чем написано: в «опасной книге» Татьяна находит