Непонятый «Евгений Онегин»

Есть еще выразительный симптом. Поэма «Бахчисарайский фонтан» закончена Пушкиным осенью 1823 года, об отсылке рукописи Пушкин сообщает Вяземскому 4 ноября. Поэт возвращается к работе над уже начатым романом в стихах, именно в ноябре пишутся строфы, посвященные Ольге. И — неожиданность: портрет Ольги строится на тех же деталях, что перед тем портрет Марии, и тут же иронически понижается. Но ирония в адрес Ольги рикошетом достает и Марию!

Портрет Ольги «мил», но «надоел» поэту, потому что заемен, литературен. Только ответ получается слишком простым, неадекватным. Много позже, в 1828 году, поэт пишет «Полтаву»: здесь портрет героини сплошь на романтических штампах, но они поданы без тени иронии. С другой стороны, если поэт ироничен к литературности портрета Ольги, почему же он те же краски использовал в портрете Марии (в «Фонтане»), а не поискал оригинальных? Как знать! Возможно, дело в том, что образ смиренницы возвращается на приоритетное место не сразу, рывком, а постепенно. Роль образа Марии в этом процессе значительна. И окончательной победы этого типа ждать пришлось совсем немного.

Позвольте мне, читатель мой,
Заняться старшею сестрой.

Свершилось! На страницы пушкинской поэзии выходит, без сомнения, самый пленительный образ. И принципиально, что образ вводится в повествование на демонстративном противопоставлении его литературной традиции (в том числе и собственной), он с самого начала глубоко оригинальный.

Представление Татьяны Пушкин начинает с комментария к выбору имени героини.

Ее сестра звалась Татьяна…
Впервые именем таким
Страницы нежные романа
Мы своевольно освятим.

Пушкинское слово бывает функционально неодинаковым. Здесь сколько угодно прямых и точных обозначений, исчерпывающих содержание предмета; авторитет таких обозначений непререкаем. Но часто поэт имеет дело с предметом сложным, многозначным; здесь слово схватывает какую-то одну сторону предмета; нужно видеть это и не растягивать смысл таких слов до универсального значения.

Пример перед нами. Пушкин действительно «впервые» (и единично) вводит в свою поэзию имя Татьяны. А вот попытки извлечь из этого реального факта нечто большее некорректны. В. А. Кошелев показал, что литературным это имя становится не впервые, а нередкие трактовки этого имени как простонародного сильно преувеличены[89].

Уже самим представлением читателю героиня выделена. Взятая высокая нота не опустится до самого конца.

Рисунок судьбы Татьяны, на первый взгляд, контрастен: на фоне резких зигзагов судьбы Онегина он воспринимается стабильным, последовательным. Впрочем, по крайней мере один перелом судьбы бросается в глаза; он настолько крут, что сам поэт (правда, со ссылкой на Катенина) признал «слишком неожиданным и не объясненным» «переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне, знатной даме». (В скобках можно заметить, что это суждение вызвано пропуском первоначальной восьмой главы, но смирение Пушкина перед претензией Катенина нарочито: пропущенная глава посвящалась путешествию Онегина, но вовсе не объяснению перемен в Татьяне)[90].

Мир Татьяны, несомненно, более устойчив, и сами изменения имеют характер не столько приобретения новых черт и качеств, сколько переакцентировки постоянных компонентов; тем не менее эти изменения существенны.

Как и в судьбе Онегина, в судьбе Татьяны есть возможность выделить предысторию: все то, что предшествовало ее встрече с Онегиным и что сформировало ее характер.

Доминанта личности Татьяны состоит в том, что она являет собой тип романтического мировосприятия. Татьяна живет преимущественно в иллюзорном, созданном ее воображением мире. С миром реальным она поддерживает лишь необходимые бытовые отношения.

Отнюдь не редкое включение имени пушкинской героини в контекст с понятием «романтизм» принимает обычно отчетливый смягчающий оттенок: Татьяну вроде бы и называют романтической героиней, но тем не менее среди романтиков отводят ей особое место[91]. Дело в том, что одинаково звучащий эпитет «романтический» бывает образован от двух существенно различающихся понятий — «романтизм» и «романтика». В первом случае имеется в виду человек романтического мировосприятия, во втором — человек повышенной мечтательности, эмоциональности, устремленный к идеалу. В разговоре о Татьяне чаще встречается второе значение эпитета. Вернее утверждать, что образ Татьяны Лариной романтичен в полном объеме содержания этого понятия.