Непонятый «Евгений Онегин»

Итоговое рассуждение восьмой главы для пушкинского мировоззрения кажется нетипичным. Но есть факты, которые заставляют принять онегинскую концовку всерьез. Прежде всего с грустью приходится отметить невольно пророческий характер этих строк, как и, к сожалению, сбывшегося предсказания в лицейском послании 1831 года: «И мнится, очередь за мной. / Зовет меня мой Дельвиг милый…» Вот почему нет оснований исключать это рассуждение из пушкинских настроений как крайний предел его сомнений и поисков. Рассуждение принадлежит утомленному человеку, не только много сопереживавшему своим героям, но и много пережившему в жизни.

В свое время В. В. Вересаева удивлял, казался необъяснимым довольно крутой перелом, который произошел в пушкинском творчестве, особенно ярко — в лирике, к середине 20-х годов: от воспевания эпикурейства и чувственных наслаждений Пушкин приходит к высоконравственной позиции, к воспеванию целомудренных, духовных отношений в любви; В. В. Вересаев находил противоречие между поступками и поэтическим словом у Пушкина. Указанное противоречие нет нужды преувеличивать. Напротив, есть надобность подчеркнуть, что Пушкин-человек учился строить свою жизнь по высоким нравственным нормам, которые утверждал в своем творчестве.

В 1824 году, на рубеже того перелома, который отметил В. В. Вересаев, написаны «Цыганы». Главному герою Пушкин отдал свое имя, но носителем нравственной мудрости в поэме выступает Старый цыган. Алеко любит всерьез, «горестно и трудно», но любовь его принимает деспотический характер. Женская любовь в поэме показана капризной и переменчивой. Старый цыган — особняком. В его уста вкладывается исключительной важности для самого поэта нравственно-философский принцип:

Чредою всем дается радость;
Что было, то не будет вновь.

Здесь выдвинут принцип благородной сдержанности. Старому цыгану вышло в жизни немного радости: только год любви. Но эта радость у него была, и другой он не просит, ценит то, что было.

Жизнь — величайшая радость человека. Но есть духовные ценности, которые становятся дороже, чем сама жизнь. Перед Пушкиным встал выбор между жизнью и честью: ценою жизни он защитил честь. Свидетелей последних дней поэта поразили стоицизм и мужество, с какими Пушкин встретил мученическую смерть. Можно не сомневаться, что силу духа Пушкина укрепляло сознание, что радость (и сама жизнь) человеку дается чредою: надо ценить то, что было, имея мужество не вымаливать у судьбы большего.

Вот почему неожиданные строки в «Онегине» о блаженстве раннего оставления праздника Жизни, не развитые в других произведениях, все-таки нельзя считать случайными: они получили подкрепление жизненным поведением Пушкина, его последним нравственным подвигом.

* * *

Подведем итоги наблюдений. Система философских рассуждений Пушкина в «Онегине» не повторяет композиционную структуру нравственно-этических рассуждений. Преобладающая тема любви в авторских рассуждениях срастается с сюжетным движением романа о любви героев и дублирует сюжетный ход образованием вторичных, но тем не менее относительно самостоятельных фаз со своими экспозицией, развитием и исходом, разными в содержательном отношении для автора и героя. Философские раздумья возникают на той же почве авторского комментария к изображаемому, но не образуют поступательно развивающейся структуры. Здесь иная, но так же четко фиксируемая форма композиционной организации. Философские раздумья устойчиво и постоянно «раздваивают» ход авторской мысли. Постоянно возникает антитеза, цель которой, с одной стороны, разоблачить и осмеять «самолюбивую посредственность», с другой — драматизировать далеко не всегда очевидные и бесспорные поиски истины положительными героями романа. Философские размышления в романе рассчитаны на активную сопричастность к ним со стороны читателей. Прямых истин здесь не дано, но путь к ним указан.

Философские размышления предполагают и реально включают широкие обобщения. Но Пушкину в романе этого было мало. На страницах «Онегина» отразились многие сугубо личные настроения, сомнения, переживания. Высокая степень автобиографичности образа автора выявляется не только в широком использовании фактов личной биографии, но и в полном созвучии чисто лирических мотивов повествования лирике поэта. Важнейшие мировоззренческие и творческие вопросы, интересные для него самого, Пушкин ставит на страницах романа с той же непринужденностью, как и в своих стихах.

По своему художественному построению обобщенные и личностные, «лиро-эпические» и «лирические» раздумья поэта аналогичны, господствующая форма — антитеза, с резким столкновением позиций. Пушкин — не равнодушный созерцатель жизни, он видит предпочтительность одной из альтернатив, он желает найти единомышленников в читателях, но предпочитает, чтоб важнейшие выводы читатели сделали самостоятельно.