Непечатные пряники

Третьего августа 1777 года стало дворцовое село Даниловское городом. Проживала в городе к тому времени пятьсот двадцать одна душа мужеского полу, из которых семьдесят две души, имеющие достаточный капитал, записались в купцы, а остальные, не имеющие таковых капиталов, были записаны в мещане. Председатель Ярославского губернского магистрата докладывал ярославскому наместнику о том, что все новоявленные купцы и мещане о своих новых правах и обязанностях под подписку ознакомлены и к присяге приведены. Правду говоря, я и представить себе не могу – какие слова были в присяге мещанина. С купечеством все просто – торгуй честно, не обвешивай, не добавляй толченого мела в муку и воды в пиво, давши слово, держись и все такое, а вот мещанская… Держать не меньше семи слоников на комоде, не меньше двух горшков с геранью на каждом окне и распускать не более одного слуха в месяц, исключая постные дни?

Уездным городом Данилов стал самым обычным – торговля сукном, шелковыми, бумажными и шерстяными материями, мясом, холстами, коровьим маслом, вином и овчинами. Выделывали кожу, огородничали, занимались серебряным, кузнечным, шапочным и плотничьим ремеслами, красили домотканые полотна, топили сало и делали свечи. Городскими головами избирали преимущественно купцов. Купцы головами становиться не очень-то и хотели – это отвлекало их от собственных дел, да и жалованья за эту работу не полагалось. Бывало, выберут городского голову, поблагодарит он общество за доверие да и откажется, сославшись на запущенность в делах или семейные обстоятельства. Делать нечего – назначают новые выборы… По нынешним временам мы себе такого и представить не можем, чтобы купец да отказался… По нынешним временам не то что в городские головы, а в городские… лезут без всякого мыла. Теперь попробуйте представить себе, что человек, выбранный на такую хлебную должность, разорился. Да не оттого, что проигрался в карты, ездил к цыганам в Куршавель или истратил казенные деньги на строительство собственного дома в три этажа, а оттого, что занимался благотворительностью на свои кровные. Не получится представить… Однако же в истории Данилова такой городской голова был, и звали его Иван Иванов Зженов. Занимал он этот пост несколько трехлетних сроков – с восемьсот девятого по восемьсот семнадцатый год. Ярославский гражданский губернатор в восемьсот десятом году доносил генерал-губернатору нижегородскому, тверскому и ярославскому принцу Ольденбургскому о том, что даниловский городской голова, «движимый состраданием к не имеющим способов пропитать себя бедным престарелым мещанам, вдовам, девкам и малолетним детям после отданных в рекруты граждан, сделал им, более нежели сорока человекам, все нужное пособие, согласив к тому примером своим и других благонамеренных обитателей города Данилова… Каковой благотворительный подвиг даниловского градского главы Зженова осмелюсь довести до сведения Вашего высочества». По инициативе Зженова было открыто в Данилове и первое народное училище, на которое он пожертвовал сто рублей своих денег. Он же и был первым смотрителем этого училища без всякой платы. Иван Иванович за свои труды был награжден по представлению принца Ольденбургского императором Александром Первым золотой медалью «За полезное» и стал именитым гражданином, которому дозволялось по закону иметь сады, загородные дворы, ездить в карете парою и четверней, заводить фабрики, быть свободным от рекрутской повинности и от телесных наказаний. Ни каретами, ни садами, ни загородными дворами Зженов так и не обзавелся. Разорился он вконец и выписался на старости лет из купцов в мещане с сохранением звания именитого гражданина[122].

Между тем кроме обычных промыслов были в Данилове и свои, особенные. Даниловские самовары если и не составляли в полной мере конкуренцию тульским, то уж точно были не хуже их качеством. Вагонами везли эти самовары в обе столицы[123]. Были в уезде деревни, которые делали только самоварные краны или только шишечки. Потом все эти детали привозили в Данилов и собирали на одной из трех самоварных фабрик. Сам процесс изготовления, к примеру корпуса самовара, был сложным и состоял, говоря нынешним языком, из множества технологических операций. Сначала кроили заготовку, потом заклепывали ее, потом зачищали, потом токарь что-то вытачивал, потом слесарь рихтовал вмятины, которые черт знает откуда появились, потом снова зачищали, лудили и вытачивали. И в промежутках между всеми этими операциями еще надо было успевать драть за ухо мальчика, который бегал как заведенный между всеми этими клепальщиками, токарями и кузнецами, нося заготовку от одного мастера к другому. Мальчиков никто специально не учил, но рано или поздно они, глядя, как работают мастера, научались сами. Если, конечно, уши у них были достаточно крепкими, чтобы перетерпеть первые два или три года беготни.