Читаем Непечатные пряники полностью

В Нижний я не ехал и в Болдино тоже не собирался. Я ехал в Лукоянов. Выражаясь языком пушкинской эпохи, ехал «на долгих», то есть на своей машине. Пушкин ехал на перекладных и до Болдина. Через Владимир, Муром и Арзамас. До Лукоянова, который был последней остановкой перед его имением, Александр Сергеевич домчался за три дня. Мне хватило и одного. Дороги от Москвы до Мурома хорошие, а вот дальше, в Нижегородской области, местами напоминают… Ну да где они не напоминают. К примеру, в Костромской области они не то чтобы напоминают, но вообще ничего не помнят.

Ивашка Лукоянов

Я ехал в конце апреля, а потому на полях, которые расстилались по обеим сторонам дороги, еще ничего не колосилось. Деревенские жители копошились в своих огородах, готовя их под посадку картошки, шустрые козы выщипывали молодую траву из-под носов медлительных, отощавших за зиму коров, и скворцы, уже обжившиеся в своих скворечниках, галдели так, что даже дети, которые могут перегалдеть кого угодно… Одним словом, была весна – такая же, как и тысячу лет назад, когда в этих местах были дремучие леса, в которых уже несколько сот лет жили племена эрзян, мокшан и терюхан, известные нам под общим названием мордвы[128]. Они в основном жили охотой и собирательством. Места были тихие и малонаселенные. В эти края приходили уже не столько славянские племена, сколько русские крестьяне, которых их хозяева переселяли на вновь присоединенные к Московскому государству земли. Это, однако, сказать просто – «присоединенные». На деле начиная с XII века целых четыреста лет на землях Нижегородского Поволжья русские князья беспрестанно воевали то с волжскими булгарами, то с Казанским ханством, то с Золотой Ордой, то с татарами вообще, то с ногайцами… Бедные эрзяне, мокшане и терюхане все эти четыреста лет были между молотом и наковальней. Тех, кто принимал сторону русских, утесняли татары, а тех, кто поддерживал татар, – били русские. Тем не менее к началу XVI века, к тому самому моменту, когда первый раз русским по белому был упомянут Лукоянов, местное население на две трети состояло из мордвы. Версий о происхождении Лукоянова всего две – мордовская говорит о том, что Лукоянов основали терюхане еще за двести лет до того, как он был упомянут в писцовой книге Арзамасского уезда. Русская версия, которая, по мордовской версии, есть совершенная сказка и выдумка, утверждает, что первое поселение на месте современного города было названо в честь Ивашки Лукоянова, поставившего в верховьях речки Теши мельницу. Поначалу это поселение принадлежало Бутурлиным, а во второй половине XVI века было пожаловано Иваном Грозным Федору Кирееву и Афимье Карповой. Сам Киреев в этой глуши не жил, а управлял его вотчиной приказчик. Село Лукояново принадлежало Кирееву ровно до Смутного времени, когда бес попутал Федора связаться с поляками. За рытье тоннеля от Лукоянова до Варшавы за связь с поляками отрубил ему царь голову, а село отдал тоже Федору, но уже Левашову. Левашов был деятельным нижегородским ополченцем – настолько деятельным, что успел получить еще одно пожалование в другом, видимо более выгодном, месте. Так или иначе, а Лукояново перешло во владение некоего Панова[129].

В царствование Алексея Михайловича[130] боярину Морозову были пожалованы несколько тысяч десятин в окрестностях Лукоянова. Переселили в эти места «литву», или, выражаясь современным языком, белорусов. Местное русское население называло их «будаками». Местные леса были настолько густыми, что южная часть Лукояновского уезда была заселена лишь во второй половине XIX века.

Искусство поливать костер
Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология