В конце концов поляков, хоть и через семь лет, но прогнали, а Даниловская слобода зажила мирной жизнью. Была она, кроме всего прочего, ямской станцией на пути из Архангельска в столицу. Голландский купец Кунраад Фан-Кленк, ехавший в Москву, записал: «1 января 1676 года посольство проезжало красивым селением – Даниловской слободой, по величине похожей на город, с рынками и тюрьмами». Сколько в слободе было жителей в то время, когда через нее проезжал Фан-Кленк, мне разыскать не удалось, но через сто лет в Данилове, уже почти городе, жило пятьсот с небольшим хвостиком человек. Видать, народ в слободе был бедовый, раз тюрем было несколько[121]. Кстати, о тюрьмах. Уже в середине XIX века в Данилове был построен каменный тюремный острог. Он и сейчас стоит, только заброшенный и никому не нужный. За сто пятьдесят лет из этой тюрьмы удалось убежать только одному заключенному, который летом девятьсот двенадцатого года спустился из окна третьего этажа по жгуту, скрученному из арестантских роб, и был таков. До шестидесятых годов прошлого века острог использовался по прямому назначению. Потом в нем устроили склады гражданской обороны, потом склады ликвидировали, потом… течение времени в остроге остановилось. Поначалу хотели как лучше – устроить в нем музей, поскольку таких уездных острогов, сохранившихся практически в первозданном виде, у нас почти нет, но получилось как всегда. Выломали почти все кованые решетки времен постройки острога, украли дубовые двери, разобрали почти все печи, разломали на кирпич ограду… Напоминает теперь острог скелет кита, выброшенного на берег и обглоданного до костей собаками.
Оставим, однако, острог и вернемся в Даниловскую слободу петровских времен, когда в ней был конный завод, поставлявший лошадей для армии. Завод принадлежал царю, и содержалось в нем почти две тысячи лошадей. Однажды, в самом начале XVIII века, проезжал через село царь Петр. Остановился, осмотрел свой конный завод, посмотрел – нет ли кариеса у лошадей, обкромсал ножницами бороду местному старосте и, довольный собой, уже собирался уехать, как… Случилось ему зайти в небольшую деревянную церковь Одигитрии, стоявшую у дороги на Вологду. Пробыл он там недолго и вышел злой как черт. Петр, который терпеть не мог попов, Петр, который велел переплавить церковные колокола на пушки… пришел в ярость, увидев грязь и запустение в храме. Священника император брить все же не решился, хотя руки, конечно, у него чесались, но разнос устроил такой, что в Даниловской слободе его запомнили. Долго даниловские светские и религиозные власти не думали – быстро заложили новый каменный собор с колокольней на средства прихожан и еще быстрее послали в Петербург гонца к Петру Алексеевичу с докладом об этом радостном событии. Кроме доклада привез гонец царю подарочек – маленький серебряный ларчик с дорожными шахматами, сработанными местными умельцами. Когда в царствование Екатерины Великой городу Данилову был пожалован герб, то половину этого герба заняла шахматная доска, из которой в другую, серебряную часть выходит медведь с секирой на плече. Правда, часть клеток на этой доске – зеленые. Намекает этот цвет на прекрасные луга, окружающие Данилов. В Даниловском краеведческом музее есть картина неизвестного местного художника (известные от нее открестились), изображающая Петра Великого, устраивающего разнос местному священству, стоящему пред ним на коленях. На картине у царя такие вытаращенные глаза, а в правой руке такая увесистая трость… Ей-богу, на месте даниловских властей я бы в набор шахматных фигур положил бы штоф с анисовой или хинной водкой и фунта два самолучшего немецкого кнастера. Не говоря о подзорной трубе и дюжине голландских тельняшек, которые царь так любил носить, что надевал, случалось, и под мантию.
Вычитал я, что серебряные шахматы еще до шестидесятых годов прошлого века занимали место в эрмитажной экспозиции, посвященной Петру Великому. Может, и теперь лежат, но в музее мне об этом ничего рассказать не смогли, несмотря на мои расспросы.
Что же до собора, который был построен в спешном порядке после того, как Петр уехал, то он простоял до пятидесятых годов прошлого века, а потом был разобран на кирпич.