Нелюбимый

Алевтина отошла от окна и присела на кровать. В такую погоду лучше никуда не ходить, да и не в чем. Пальтишко у нее осеннее, сапог зимних нет, живот уже так выпирает, что она только в одно трикотажное платье и помещается. Средств катастрофически не хватало. Те деньги, которые дал Давид, закончились еще месяц назад. Большая часть ушла на похороны Греты.

А на что она будет жить, когда родится ребенок? Алевтина себя успокаивала, что пойдет работать уборщицей или ночным сторожем. Да, с малышом. Какой-нибудь склад охранять, почему бы и нет? Или еще успокаивала себя тем, что ребенку много не надо, — у нее будет молоко, а значит, прокормить она должна только себя. И на учебу у нее будет время. Ну будет пропускать занятия, но есть же учебники, возьмет чужие конспекты, как-нибудь выкрутится!

Алевтина, столкнувшись с самостоятельной жизнью и с тем, что сейчас ей нужно заботиться о себе, а вскоре и о своем ребенке, была в ужасе. Она не умела этого делать и не знала как. Еще ей было ужасно сложно ассимилировать в обществе. Она скучала по Оксане и другим девочкам, с которыми прожила шесть лет под одной крышей, по Тамаре. Ей было сложно подружиться с новыми соседями из общежития, да и они не рвались заводить с ней дружбу.

Дети из детских домов, попадая во взрослую, самостоятельную жизнь, не умеют принимать правильные решения. Они не знают нормальных взаимоотношений. Они могут научиться готовить по книге рецептов, но прогнозировать последствия своих поступков, выстраивать стратегию своего существования и взаимоотношения с окружающими, нести ответственность и принимать осознанные решения, основанные на анализе и прогнозе, не умеют.

Больше всего на свете Алевтина мечтала о семье, мечтала о том, чего у нее не было. Это желание почти всех детдомовцев — поскорее создать семью, заполнить черную пустоту в душе, заштопать, как дырку. Они так спешат это сделать, что часто совершают одну ошибку за другой потому что они не понимают, как правильно жить. Они не знают, какой должна быть семья. А как строить то, о чем ничего не знаешь?

Телефон на подушке зажужжал, и Алевтина посмотрела на экран. Номер был ей незнаком, но она потянулась и ответила на звонок.

— Привет, узнала?

Как же не узнать? Оксана собственной персоной.

После того, как подруга подставила Алевтину, она больше не появлялась.

— Привет, Оксан.

— Сердишься на меня, да?

— Нет, — честно ответила Алевтина.

— Это хорошо. Как ты там? Как Грета?

У Алевтины не было желания по телефону рассказывать про себя и о смерти бабушки, но по Оксане она очень соскучилась.

— Приезжай в гости, — предложила девушка.

— Что я там в твоей Твери не видела? Давай лучше ты ко мне! Погуляем по Москве, в кино сходим. Я на работу устроилась.

— Кем?

— Не проституткой, не бойся. В клининговую компанию, убираю квартиры. А в выходные иногда подрабатываю в прачечной.

Алевтина подумала, что если она не сможет совмещать учебу и маленького ребенка, то, возможно, могла бы переехать в Москву и работать с Оксаной. Тут, в Твери, у нее никакой поддержки не было, а Оксана поможет: почему-то Аля совсем не сомневалась в этом.

— В пятницу вечером приеду, хорошо?

— Отлично. Я в шесть заканчиваю работу и поеду на Ленинградский тебя встречать.

Алевтина была рада видеть единственную подругу, они обнялись, Оксана даже прослезилась, когда увидела живот Алевтины, а потом вдруг округлила глаза и, прикрыв рот рукой, спросила:

— А если он от этого урода?

— Какая разница, от кого. Он — мой!

Для прогулок по Москве оказалось слишком холодно. Девушки посидели сначала в «Му-му», а потом Оксана повезла подругу к себе в Алтуфьево.

— Конечно, это не Кузнецкий мост, где мы с девочками снимали квартиру, но лучше эта малюсенькая комната, чем та… Как вспомню — так вздрогну. Как я могла этим заниматься? И тебя чуть не затащила в это болото! Сейчас куда спокойней и душа на месте.

Комната действительно была небольшой, но светлой: диван, стол, шкаф и кресло. На общей кухне тоже было скромно: старый стол со стульями, холодильник и плита. Даже шкафчиков не было. Оксана в комнате держала одну сковородку, небольшую кастрюлю, пару тарелок и приборов.

— Да я и не готовлю почти. Так, когда приболела и не ходила на работу, макароны себе отварила, иногда яичницу с утра могу пожарить. В основном в «Му-му» завтракаю за сто рублей, там же и ужинаю. Мне хватает, даже откладываю, — не переставая болтать Оксана достала коробку конфет и включила электрический чайник.

— Оксан, скажи, — вдруг заговорила Алевтина, — ты веришь, что это был несчастный случай? Или наших Зарубиных действительно убили?

Девушка ответила не сразу:

— Я была уверена, что это ты. Прости. Ведь только у тебя был мотив убить этого гада… Но я кое-что узнала про Галю… — Оксана заговорщически понизила голос, — и теперь мне кажется, что это она так жестоко обошлась с Зарубиными…