Некрополь

молодым. Среди своих литературных сверстников он сразу оказался самым зрелым,

сложившимся и законченным. Его жизнь — без молодости, его поэзия — без ювенилий. И

как в жизни, явившись старым, он больше уже не старел, так и мастерству

его не был сужден закат. Одних своих литературных сверстников пережив

физически, других он пережил поэтически: умер в полноте творческих сил, мастером

трудолюбивым и строгим к себе.

Не раз приходилось читать, будто в последние годы отрекся он от "сатанических"

пристрастий, исцелился от ядов, отравлявших его душу, перестал витать в мире пороков и

призраков, примирился с простою жизнью, которую некогда проклинал, обратил

благосклонный взор к земле и полюбил родину. Высказывалось при этом, будто

благодетельную роль в "просветлении" Сологуба сыграла тягостная судьба России,

которой декадентский поэт до тех пор как бы и не замечал и которую он увидел и

полюбил в годы ее страданий.

Не спорю: такая концепция содержит в себе чрезвычайно много приятного. Мы

любим наблюдать, как поэты перед смертью исправляются и просветляются.

Предсмертная эволюция — наш конек. Открыли "эволюцию" — и можем с чистым

сердцем хвалить покойника: хоть перед смертью, а сделался он таким же хорошим, как

мы, и каким ему давно пора было сделаться.

К сожалению, все же приходится отказаться от наблюдений над эволюцией

Сологуба: ее не было.

Я нисколько не собираюсь отрицать наличность у Сологуба этих "просветленных"

и "примиренных" мотивов, в частности — его любви к России. Но видеть в них

"эволюцию" я бессилен. Эволюция была бы на лицо, если б эти мотивы составляли

характерный и исключительный признак сологубовской поэзии последнего периода; если

бы можно было наблюдать их первое появление, затем нарастание, наконец — то, как ими

вытесняются прежние, с ними несогласные. Но именно этих явлений, необходимых для

того, чтобы можно было говорить об эволюции, в наличности нет. Те мотивы, которые, в

случае эволюции, должны бы исчезнуть из поэзии Сологуба, в действительности

сохраняются до конца. Те, что должны бы теперь явиться впервые, — на самом деле

существовали всегда или так давно, что их появление никак нельзя связывать ни с

российской жизнью последних лет, ни с личным предсмертным "просветлением"

Сологуба.

Я не пишу исследования, но и не хочу быть голословным. Сологуб, будто бы, в эти

последние свои годы склонил благосклонный взор к явлениям обыденной жизни, полюбил

землю, благословил родину и примирился с Богом. В том то и дело, что последние годы

здесь ни при чем. Разве простенькие стихи, обращенные к ручью, "прогнавшему скорбные

думы", не в 1884 году писаны? А разве ясное, ничем не омраченное любование речкой с

купающимися ребятами не 1888 годом помечено? Да мало ли у Сологуба таких стихов! А

вот это:

Не забудем же дорог,

В Божий радостный чертог,

В обиталище блаженных,

И пойдем под Божий кров

Мы в толпе Его рабов

Терпеливых и смиренных.

Разве страдания России, или близость кончины привели Сологуба к этим стихам —

в 1898 году? А вот — о земле:

Вы не умеете целовать мою землю,

Не умеете слушать Мать Землю сырую,

Так, как я ей внемлю,

Так, как я ее целую.

О, приникну, приникну всем телом

К святому материнскому телу,

В озарении святом и белом

К последнему склонюсь пределу, —

Откуда вышли цветы и травы,

Откуда вышли вы, сестры и братья.

Только мои лобзанья чисты и правы,

Только мои святы объятья.

Не знаю, когда написаны эти стихи, но в 1907 году они были уже напечатаны в

"Пламенном круге".

Неверно и то, что будто бы "декадент" Сологуб увидел и полюбил Россию только

после революции. В 1906 году вышла книга его стихов, коротко и выразительно

озаглавленная: "Родине". Тогда же появились и "Политические сказочки", свидетельницы

о том, что "певец порока и мутной мистики" не чуждался реальнейших вопросов своего

века .

И в 1911 году он писал:

Прекрасные, чужые, —

От них в душе туман;

Но ты, моя Россия,

Прекраснее всех стран.

Нет, не предсмертному просветлению обязан Сологуб своей любовью к России.

Это не он не видел Россию, а мы проглядели его любовь к ней.

Обратно: так ли уж он до конца, весь просветлел, так ли бежал от своего прошлого,

так ли ясно и просто обратился к Богу?

Адонаи

Взошел на престолы,

Адонаи

Требует себе поклоненья, —

И наша слабость,

Земная слабость

Алтари ему воздвигала.

Но всеблагий Люцифер с нами,

Пламенное дыхание свободы,

Пресвятой свет познанья,

Люцифер с нами,

И Адонаи,

Бог темный и мстящий,

Будет низвергнут

И развенчан

Ангелами, Люцифер, твоими,

Вельзевулом и Молохом.

Это сказано в большевицкой России, за несколько лет до смерти. Правда, через

несколько страниц читаем иное:

Знаю знанием последним,

Что бессильна эта тьма,

И не верю темным бредням

Суеверного ума.

Посягнуть на правду Божью —

То же, что распять Христа,

Заградить земною ложью

Непорочные уста.

Или: